Семен Михайлович Буденный сидел в углу, на табурете, поставив между колен шашку и опираясь на рукоять подбородком. Вид у командарма был довольно угрюмый. Другой бы на его месте попытался отследить взгляды членов комиссии, но Буденный смотрел лишь в известную ему точку, не поднимая головы.
Кажется, именно так сидел Григорий Мелехов в каком — то из фильмов, но не уверен. По мне — так сидеть неудобно, но я и шашку с собой не таскаю.
Семена Михайловича можно понять. Рассматривалось персональное дело одного из его начдивов, а если конкретно — командира шестой кавалерийской дивизии товарища Апанасенко Иосифа Родионовича, допустившего во вверенной ему дивизии случаи мародерства.
С одной стороны — товарищ Апасенко герой. Его дивизия, отличившаяся во время штурма Львова, понесла самые большие потери. С другой — чтобы выставить одуревших от крови, вина и женщин красноармейцев из старинного города, пришлось подтягивать две стрелковые бригады, «выдавливать» кавалеристов из населенного пункта, а потом разоружать два полка.
К чести Семена Михайловича, порядок он навел не дожидаясь указания ни из штаба фронта, ни из Москвы. Однако, ситуация требовала кого — то примерно наказать.
Комиссия, а если называть вещи своими именами — революционный трибунал, восседала за длинным столом. Михаил Иванович Калинин олицетворял собой ВЦИК, Эфроим Маркович Склянский — РВС республики, Иосиф Виссарионович Сталин олицетворял и ЦК, и реввоенсовет Юго — Западного фронта. Четвертый член комиссии, ваш старый (как я надеюсь!) друг Владимир Иванович Аксенов, представляющий на заседании Особый отдел ВЧК, а еще товарища Председателя Совнаркома товарища Ленина.
Четыре члена комиссии — число неудобное для вынесения решения, или приговора, но у Председателя, как это бывает, два голоса. Казалось бы, руководителем специальной комиссии следовало поставить кого — то постарше и повлиятельнее, но Политбюро ВКП (б) отчего — то решило, чтоздесь нужен незаинтересованный человек, не связанный ни с кем ни дружбой, как Сталин с Калининым, ни враждой. Кто с кем враждовал говорить не стану, читатель и сам понял. А вот отчего выбор Политбюро пал на меня, ума не приложу. И по партийному стажу, и по должности, я никак не мог бы тягаться с такими монстрами, как Склянский и Сталин, не говоря уже о товарище Калинине, являвшимся, пусть и формально, «президентом» РСФСР. Может, оттого и поставили?
А перед нами стоял сам товарищ Апанасенко. Без пояса, мрачный.
— Рыба гниет с головы! — вещал товарищ Склянский. — И я уверен, что главным виновником падения шестой кавдивизии, уронившей высокое звание красноармейцев, является товарищ Апанасенко! Поэтому, от имени Реввоенсовета республики, я требую смертной казни всего руководства дивизии, а также децимации для всех красноармейцев.
— Товарыщ Склянскый, ви хотите расстрэлять толька камандный состав дывизии, или сюда слэдует включать и палитработников, и командиров бригад, и полков? — поинтересовался Сталин.
— Таварыш Сталын, — передразнил Склянский Иосифа Виссарионовича, — Ви прэкрасно панымаитэ, о чем идет рэчь. Я требую расстрелять весь командный состав дивизии, включая командиров полков и бригад. Про политработников речь не идет. Тем более, что я знаю, что комиссар дивизии товарищ Спешилов пытался прекратить мародерство, и был ранен, а его помощник Шепелев убит.
Сталин покраснел, хотел что — то сказать, но его перебил Калинин.
Михаил Иванович, которого в фильмах всегда представляют этаким старичком, говорящим дребезжащим голосом, неожиданно твердо спросил:
— Если расстрелять весь командный состав дивизии, где взять новый?
— А нам не нужен такой командный состав! — взвился Склянский. — Шестую дивизию следует расформировать, а красноармейцев и младших командиров, до командира роты, включительно, распределить по более достойным частям. Я требую поставить вопрос на голосование!
Глава 1. В раздумьях об утопленнике
Про рыбу, гниющую с головы, Склянский сказал совершенно правильно. Беда только в том, что есть рыбины и покрупнее, нежели начальник дивизии.
— Подождите, Эфроим Маркович, — сказал я, удерживая разошедшегося Склянского. — Думаю, вначале следует спросить товарища Буденного.
Буденный же продолжал сидеть с отрешенным видом, словно человек, потерявший в этой жизни все и вся. Чего это на него нашло? Вот только, нередко случалось, что такое в спокойствие — только внешнее, а внутри творится невесть что. А если главный кавалерист Республики вытащит шашку и начнет сносить головы? Склянского, допустим, не жалко, но вот последствия… Даже если допустить, что командующего Первой конной мы с товарищем Сталиным от расстрела и «отмажем», но должности он лишится. А есть ли ему замена? И кто пойдет Крым от белых освобождать?
Про Буденного написано много. В советское время писали о нем исключительно положительное, а в перестроечную и постперестроечную эпохи, сами понимаете, совсем другое. И кресты, мол, он сам себе приписал — не было у Семена Михайловича «полного банта», а всего-навсего «егории» четвертой и третьей степеней, и медалей у него мало, и все прочее. А хоть бы и так. Эх, попробовали бы либеральные писаки заработать хотя бы одну медаль «За храбрость», котировавшуюся не ниже нынешней «За отвагу», я бы на них посмотрел. Что там еще говорят о Буденном? Мол, лошадник, и жизнь он видел исключительно из-за ушей своего коня, грубый, малограмотный и абсолютно «нехаризматичный».
