21 января 1999 г
Гарднеру Дозуа, редактору журнала
Asimov's Science Fiction Magazine
1270 Avenue of the Americas
New York, New York 10020
Уважаемый мистер Дозуа!
Снедаемый дурными предчувствиями, я пишу Вам это письмо. Вы были необычайно добры ко мне на протяжении всей моей недолгой литературной карьеры. Вы приобретали мою скромную писанину и выставляли ее на всеобщее обозрение в Вашем уважаемом издании. И за это я перед Вами в неоплатном долгу. И все же, я чувствую необходимость рассказать Вам о недавних событиях, участником которых мне довелось быть, после чего я собираюсь сделать Вам одно предложение — весьма сомнительного свойства.
Все началось прошлым летом с телефонного звонка. Звонила пожилая леди, проживающая в том же городе, что и я, в Фэрбенксе, штат Аляска. Вы ли писатель Дэвид Марусек, осведомилась она. Это немедленно заставило меня насторожиться, ибо хотя наш Фэрбенкс и является крошечным уединенным городком, в котором каждый считает своим долгом быть в курсе дел всех окружающих, и несмотря на то, что мои рассказы несколько раз публиковались в Вашем уважаемом журнале, никто, казалось, не знал, что я писатель. Если люди и знают обо мне что-нибудь, так это то, что я работаю городским земельным инспектором. И, как и положено земельному инспектору, особой популярностью я не пользуюсь. Все-таки люди едут на Аляску в первую очередь чтобы убежать подальше от всяких тупоголовых бюрократов вроде меня, приезжают — а тут я, имеющий право указывать им, что они могут и чего не могут строить на своей собственной территории.
Как и у большинства должностных лиц, мой номер телефона в справочниках не указан. Это дает возможность избавиться от сердитых звонков посреди ночи. Но один профессор английской литературы, знавший мой номер, выдал его кому-то. Ему это казалось очень смешным — переадресовывать своих придурковатых клиентов ко мне. Конечно, его "психи" не столь опасны, как мои, но раздражают они не меньше. Думаю, Вы понимаете, о ком я: какой-нибудь вдохновенный биржевой маклер, готовый создать очередной захватывающий супертриллер, но не имеющий времени его "накарябать", и поэтому согласный уступить идею мне — за половину будущих лавров и авторского гонорара. Или вышедший на пенсию продавец линолеума, мечтающий, чтобы я написал ему автобиографию "Моим любимым внукам посвящается" и удовлетворил таким образом его тщеславие. Разумеется, при этом никаких денег, но ведь это же такая возможность "получить опыт"! А чтобы работать было приятнее, после выхода биографии тиражом в сотню экземпляров он, так и быть, подарит мне парочку.
Итак, услышав в трубке вышеупомянутый вопрос, я затаил дыхание и ответил:
— Да, писатель Дэвид Марусек — это я.
— Превосходно, — произнес голос в трубке. — Меня зовут Эмма Рутц. У меня есть к вам предложение. Не могли бы вы подъехать где-нибудь на этой неделе?
Ага, конечно, предложение, — подумал я.
— Извините, — сказал я. — Но сейчас я очень занят своими делами. Не думаю, что смогу выделить время.
— О, это совсем не займет времени, — сказала она. — И, разумеется, вы получите щедрое вознаграждение.
В этот момент мне следовало вежливо повесить трубку, но любопытство взяло верх.
— Насколько щедрое?
— Очень щедрое. Я хочу, чтобы вы написали эпитафию на надгробном памятнике моего мужа.
Я с трудом сдержал смех.
— Хммм… Видите ли, я пишу научную фантастику, — сказал я. — И не пишу на надгробных памятниках. Для этого вам нужен поэт. Я могу вам дать телефоны нескольких весьма приличных поэтов.
— Нет-нет! Для этой работы нужны именно вы. Ваше имя назвал мой муж. Видите ли, он был вашим фанатом. К тому же, это было одним из его последних желаний.
— Я польщен, — произнес я. И я действительно был польщен. Все-таки я пока новичок в писательском ремесле, и когда кто-то заявляет, что он мой фанат, меня слегка "заносит". В особенности, если это фанатка. Но в данном случае мой любитель, по всей видимости, был мертв, к тому же дело попахивало неприятностями. Поэтому я ответил:
— К сожалению, сейчас я загружен до предела.
— Я заплачу вам тысячу долларов за эпитафию из четырех строчек.
Тысяча долларов за четыре строки? Я просто не знал, что на это сказать. Вешай скорее трубку, а то потом пожалеешь! — вопили мои лучшие чувства. Да, но ведь это тысяча долларов!
* * *
Следуя полученным указаниям, я добрался до бульвара Юрек Рутц. Эта улочка не указана ни на одной из имеющихся у меня городских карт и, отыскав ее, я понял, почему. Она представляла собой не более чем протоптанную в грязи тропинку, этакую самодельную дорожку, примыкавшую к частной взлетно-посадочной полосе. Указатель улицы был написан от руки на дощечке, приколоченной к шесту, на верхушке которого болтался аэродромный ветроуказатель. Неподалеку от полосы была привязана старенькая с виду одномоторная "Сессна-150", а за ней ютилась ветхая деревянная хижина.
Навстречу мне на большую застекленную веранду с приветливой улыбкой вышла Эмма Рутц. Как я и предположил во время телефонного разговора, она была довольно пожилой, но при этом оказалась неожиданно привлекательной. Маленькая, грациозная, с собранными в элегантную прическу кудряшками и эффектными чертами лица, она была одета в легкое ситцевое платье и вышитые бисером туфли-мокасины. Непохоже на траурное одеяние.
