В самом темном углу, где отблески пламени не разгоняли мглы, он сидел и слушал чужие истории. Молодая хозяйка заняла противоположный угол; она также оставалась в тени; и между ними протянулась линия нетерпеливых, испуганных лиц с широко раскрытыми глазами. Сзади разинула свой зев пустота, которая, казалось, стирала границы между огромной комнатой и беззвездной ночью.
Кто-то прошелся на цыпочках и приподнял жалюзи со скрежетом, и повсюду раздались звуки: через окно, открытое наверху, донесся шелест листьев тополя, которые шумели так, словно по ним шагал ветер. «Странный человек идет среди кустарников», — прошептала взволнованная девушка, «я видела, как он присел и спрятался. Я видела его глаза!» «Ерунда!» — раздался резкий голос одного из мужчин «здесь слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Вы слышали вой ветра».
Туман поднялся над рекой и протянулся по лужайке, прижимаясь к самым окнам старого дома подобно мягкой серой руке, и сквозь его завесу движение листьев было едва различимо… Тогда, пока кто-то требовал огня, другие вспомнили, что сборщики хмеля все еще вертятся поблизости и что бродяги этой осенью становятся все более дерзкими и грубыми. Возможно, все они втайне мечтали о солнце. Только пожилой человек в углу сидел тихо и не двигался с места, не делясь ничем с окружающими. Он не рассказал никакой внушающей страх истории. Он уклонился, хотя совершил немало удивительных открытий; ведь всем было прекрасно известно, что интерес пожилого мужчины к психическим аномалиям частично объяснял его присутствие на вечеринке в этот уик-энд. «Я никогда не ставлю опытов — таких опытов», коротко ответил он, когда кто-то попросил его заполнить рассказом образовавшуюся паузу, «у меня нет никаких сверхъестественных способностей». В его тоне скрывался, возможно, оттенок презрения, но хозяйка из затененного угла быстро и тактично прикрыла отступление гостя. И он удивился. Ведь было совершенно очевидно, зачем его пригласили. Комната с привидениями, как он давно догадывался, была специально предназначена для него.
И затем, в самый подходящий момент, дверь распахнулась, и вошел хозяин. Он пренебрег темнотой, сразу потребовал лампу, начал дымить своей большой изогнутой трубкой, и вообще, его вещественное присутствие вызвало у остальных членов группы какое-то дурацкое ощущение. Свет за его спиной струился из коридора. Его белые волосы сияли подобно серебру. И с ним возвратилась атмосфера здравого смысла, охоты, сельского хозяйства, двигателей и всего остального. Новый век вошел в эту дверь. И молодая хозяйка немедленно вскочила, чтобы приветствовать его, как будто к хозяйскому неодобрению этого вида развлечений следовало приноровиться всем присутствующим.
Это, возможно, свет — это волшебство полутьмы от соединения огня в очаге и лампы в коридоре — или, возможно, резкое вторжение Разума в хрупкий мир Фантазии очертило контуры драмы с такой безжалостной, суровой убедительностью. Во всяком случае, контраст был очевиден — но не для тех, которые, по мнению присутствующего ясновидца, так многословно сотрясали воздух! Он был остро драматичен, боль таилась здесь — боль, которую невозможно скрыть. Когда она на мгновение замерла возле супруга в лучах света, эта бездетная женщина, три года пробывшая в браке, живое воплощение молодости и красоты, на пороге той комнаты возникло ощущение подлинной истории о привидениях.
И самой чудесной была перемена, которая в ней совершилась — в чертах лица, в фигуре, в самой манере поведения. Выступившее из мрака тонкое, незаметное лицо озарилось внезапно страстью и страданием, и богатая зрелость, превосходившая любой нормальный возраст, осветила всю ее маленькую фигурку неким тайным великолепием. Морщины покрыли бледную кожу девичьего лица, морщины мольбы, жалости и любви, которых не показывал дневной свет, и с ними возник аромат волшебной нежности, который передал, хотя бы на одну секунду, всю полноту мягкой неги материнства, отвергнутого и все же загадочным образом дарующего наслаждение. Вокруг ее стройной фигуры разлилась вся полногрудая сладость материнства; из ниоткуда возникла потенциальная мать мира, и эта мать, хотя она не могла знать прекрасного завершения своей миссии, все же стремилась к тому, чтобы сжать в своих огромных объятиях все маленькие беспомощные создания, которые когда-либо обитали в подлунном мире.
Свет, подобно чувствам, может играть самые удивительные шутки. Перемены достигли той грани, за которой лежит откровение… Но когда мгновением позже в комнату внесли лампы, сомнительно, что кто-то другой, кроме молчаливого гостя, который не рассказывал изумительных историй, не признавал никакого психического опыта и отрекался от малейшей способности к ясновидению, заметил и запомнил эту яркую, выразительную картину. На секунду она вспыхнула там, беспощадно яркая, открытая видению всякого, кто не был слеп к малейшим спиритуальным чудесам, кто был чувствителен к боли. И это была не просто картина юности и зрелости, плохо подходящих друг другу, нет — то была картина молодости, которая томилась самой древней в мире жаждой, и старости, которая была выше этого и сочувственно созерцала эти страдания… Но вот все исчезло и все стало как прежде.
