Яша Хейн проснулся затемно – гораздо раньше, чем прозвонил будильник, – от странной тишины, заполнявшей его изнутри.
Еще накануне вечером он почувствовал себя неважно: какое-то предгриппозное состояние. Ныли все cуставы и мышцы, болела голова, то и дело накатывала ужасная слабость. На градуснике 37,2 – температура, конечно, не то чтобы высокая, но субфебрильная – а это еще хуже. На ночь Яша выпил две шипучих “упсы”, на всякий случай закапал в нос нафтизин, хотя насморка пока не было, и попросил жену нарисовать ему на груди и спине сеточки из йода – чтобы не начался кашель. Потому что отлежаться на следующий день он никак не мог, и на работу надо было попасть обязательно, хоть ты тресни.
И вот теперь Яша сидел в постели, завернувшись в одеяло, и чувствовал себя отвратительно. Его грудь и живот – да что там грудь и живот, все тело – словно были наполнены застывшей сладкой ватой. Или холодным яблочным желе. Но главное – эта тишина… Эта странная тишина. Что-то в нем явно разладилось, и разладилось всерьез. Теперь нужно было найти ту сломавшуюся шестеренку, которая мешала всему сложному, порой барахлившему, но все же относительно слаженному механизму Яшиного тридцатипятилетнего тела нормально работать, – найти и устранить неполадку. Медикаментозными средствами. Может быть, даже антибиотиками – на работу надо было явиться во что бы то ни стало.
Яша растянулся на постели и пролежал неподвижно минут пять, внимательно вслушиваясь в себя, как бы ощупывая себя изнутри, бережно изучая каждый орган – здоров ли?
Горло не болело. Кашля и насморка не было, и никакой рези в глазах. Даже вчерашняя головная боль совсем прошла – словом, совсем не похоже на простуду, да и на грипп, в общем-то, тоже. Скорее, что-то с давлением – какие-нибудь перепады… Яша был метеозависимым больным. Или сердце – у него ведь с детства тахикардия.
Яша потянулся к своим наручным часам. Дождался, когда секундная стрелка окажется на 12, и взял себя правой рукой за левое запястье, чтобы измерить пульс. Потом приложил руку к артерии на шее. Потом к груди.
Потом дотронулся до костлявого плеча посапывавшей рядом жены и тихо сказал:
– Ира, я, кажется, заболел.
– У-хм, – страдальчески промычала она в ответ и перевернулась на другой бок.
– Я заболел, – сказал он громче.
– Ты всегда болеешь. Не одно так другое. Дай поспать, – но глаза открыла. – Что на этот раз?
– У меня что-то… – Яша запнулся и облизал кончиком языка холодные губы. – У меня, кажется, сердце не бьется.
– Го-осподи, ну что это за бред, – с натугой выдавила из себя Ира сквозь густой зевок и снова закрыла глаза.
***
Яша встал и пошел на кухню. Снова прижал руку к груди. Тишина, абсолютная тишина внутри. Включил электрический чайник – тот злобно зашипел, требуя воды. Яша набрал полный, снова включил. И вот тогда-то его охватила настоящая паника. “Если у меня действительно остановилось сердце, – подумал Яша, – значит, я сейчас умру. Через секунду. Ну – через две секунды. Я не успею выпить чай. Я, наверное, даже не успею взять с полки чашку”.
Яша просеменил к кухонному шкафу и схватил чашку. Что ж, успел. Но о чем это говорит? Решительно ни о чем. Все равно это вот-вот случится, в любой момент. Если сердце не бьется, значит, кровь не продвигается по венам, значит… что? Что-то с кислородом. Наверное, образуется недостаток кислорода, и от этого человек не может дышать и вскоре умирает. Да, человек перестает дышать… Яша задержал дыхание. И вдруг понял, что дышать ему, в общем-то, совершенно необязательно. То есть он способен дышать, но исключительно по привычке, а если захочет, спокойно обойдется и без этого – сколь угодно долго.
– “Скорую”! Вызывай “скорую”! – Он прибежал обратно в комнату, где спала жена.
– Чего ты орешь? – Она наконец проснулась окончательно и выглядела несвежей и злой.
– Мне “скорую” нужно! Я не дышу!
– В сумасшедший дом тебе нужно, Яша. Ну что ты городишь? Не морочь мне голову.
Яша прислонился к комоду и закрыл лицо руками. Она вылезла из-под одеяла, воткнула колючие ноги в тапочки с плюшевыми помпонами и посмотрела на него почти с сочувствием:
– Если очень надо, сам вызывай. Позвони им и так и скажи: “Здравствуйте, я хочу вызвать “скорую”, потому что перестал дышать, а еще у меня сердце не бьется”. Может, кто и приедет. Может, даже больничный дадут – по нетрудоспособности. Когда головка-то больная, это ведь тоже серьезно. Как такой человек может работать? Такой человек…
На этом месте Яша привычно отключился, перестал слушать. Громкий равномерный зуд, перемещавшийся вместе с супругой (туда-сюда по комнате, дальше – в ванную, на кухню, снова в комнату), звучал почти успокаивающе – ничего не значащие слова-шелуха, лишенные смысла, лишенные сердцевины.
Без малого пятнадцать лет назад Яша женился на этой женщине не то чтобы прямо по любви – но что-то вроде того. А может, не по любви, а просто по молодости. Или по глупости. Или потому, что все к тому шло, и она была на десять лет старше него, а ее мама – на тридцать лет старше него, и обе они хорошо знали, как управиться с двадцатилетним длинноносым мальчиком. Словом, мотивы, которыми Яша тогда руководствовался, теперь были ему не очень ясны. Однако если бы он захотел в этом вопросе разобраться, то, конечно, без труда разобрался бы – и если он до сих пор этого не сделал, то единственно потому, что совершенно не испытывал такой потребности. И что бы ни было там, вначале, теперь их многое связывало – годы, которые они вместе прожили, вещи, которые вместе купили, скандалы, во время которых они высасывали друг друга – и днем и ночью, словно свихнувшиеся вампиры, – взаимное занудство, взаимное раздражение и еще очень много чего.
