Еще вчера, вглядываясь в движение советской прозы, критики говорили о присущих этому движению тематических направлениях. И хотя иные из них, а также сами прозаики, пытались возражать против подобного «раздела», выдвигая на сей счет, казалось бы, вполне убедительные резоны, сама объективная реальность подтверждала наличие своеобразных «рядов», в которые соответственно группировались и выстраивались книги, посвященные рабочему классу, Великой Отечественной войне, деревенским характерам и проблемам, так называемые «городские» повести и романы, книги о человеке и природе.
Но вот, начиная с середины 70-х годов и особенно отчетливо обозначившись на рубеже 80-х, в нашей прозе возник центростремительный, синтезирующий процесс. Он зародился в глубинах все тех же тематических направлений. Представлявшие их произведения стали обретать весьма примечательный, диалектический характер. С одной стороны, они словно бы «закрывали» «свою» тему, демонстрируя исчерпанность связанных с нею проблем на избранном ранее уровне художественного исследования и необходимость выхода на новый уровень их понимания и обобщения. С другой же — именно этот выход открывал горизонты и перспективы еще неведомые, возможности неиспробованные. Книга, несущая все приметы «финала», оборачивалась книгой-открытием. Так, на излете и одновременно новом витке Деревенской темы появились «Комиссия» Сергея Залыгина и распутинское «Прощание с Матерой», из «военного» направления выросли романы Ю. Бондарева «Берег» и «Выбор»…
«Яконур» Давида Константиновского, как мне представляется, в свою очередь вырастает из того ряда произведений, которые в 60-х годах обозначили комплекс нравственно-социальных проблем, связанных с современной советской интеллигенцией, ее сложными отношениями с временем, ее пониманием своего места и своей роли в обществе, семье, повседневном течении бытия. Имею в виду прежде всего известный цикл повестей Ю. Трифонова, начиная с «Обмена» и кончая «Стариком» и «Другой жизнью», повести Г. Семенова, Д. Гранина, А. Битова, роман С. Залыгина «Южноамериканский вариант», «Собиратели трав» и «Соловьиное эхо» Анатолия Кима, а также «Сказание о директоре Прончатове» В. Липатова и «Территорию» О. Куваева… Хочу сразу же при этом подчеркнуть, что место жительства, «прописка» разноликих героев, представших перед читателями этих произведений, имеет хотя и немаловажное, но, в общем-то, подчиненное, вторичное значение. Решающими остаются здесь их нравственная устремленность, высота требований, которые они предъявляют к себе и окружающей действительности.
Названные свойства и определили направление нового «витка», который вывел и эту тематическую линию на тот «синтезирующий» уровень, о коем говорилось выше. Уровень этот, в первую голову, обозначается степенью и характером писательского видения человека и мира, писательских запросов к тому и другому. Личность современника, воссоздаваемая в деянии, развитии и борении, в проявлениях социальной активности, всегда была для советских литераторов главным объектом художественного исследования и воссоздания. Но масштабы и глубины этого исследования ныне возросли многократно и обрели новое качество. Мысли и переживания сегодняшних литературных героев открываются нам в самом широком диапазоне. Они обращены и в глубины собственной души, и к социальным, интимным, бытовым проблемам текущей повседневности, и к общечеловеческим, глобальным, вечным вопросам бытия, нравственным и философским, к судьбам человечества и планеты.
В этом кругу на особо важное место выдвинулась проблема взаимоотношений человека и природы — тоже традиционная в нашей литературе и тоже обретшая новое публицистическое и философское звучание в наши дни. Уже не однажды определялась точка этого нового отсчета — ее обозначил полет Юрия Гагарина, обнаруживший, помимо всего прочего, не только несказанную красоту, но и поражающую воображение «малость» нашей планеты и степень нашей ответственности за это чудо, за голубую и зеленую колыбель жизни, человеческого разума и бытия.
Примечательно, что мысль об этой ответственности, о необходимости убережения природы объединяет сегодня самые различные произведения: уже названные выше работы С. Залыгина, В. Распутина, А. Кима, Ю. Бондарева, роман «Дом», завершающий театралогию Ф. Абрамова «Пряслины», «Белый пароход» Чингиза Айтматова и его роман «И дольше века длится день», повести Ю. Рытхэу… Это подтверждает важность и актуальность проблемы и, следовательно, своевременность появления романа «Яконур», который со всей очевидностью «ложится» в названное русло.
Это — обширное и композиционно сложное повествование, плотно населенное людьми, но, пожалуй, еще плотнее — их мыслями. В числе самых распространенных, излюбленных автором приемов — развернутый внутренний монолог едва ли не каждого персонажа, подаваемый то в форме прямой, то в форме несобственно-прямой речи. Любопытно, что диалогов в романе гораздо меньше и все они, как правило, довольно лаконичны, носят преимущественно деловой характер, речи беседующих звучат словно реплики, собственно, и являются таковыми. Здесь даже объяснения в любви и ласковые интимные разговоры по большей части обретают монологическую форму — один из любящих обычно слушает, а не говорит…
