Очень сложно объяснить, что чувствуешь в тот момент, когда прикасаешься к памяти человека. К тем маленьким частичкам воспоминаний, что как черно-белый ряд старого видеофильма проносятся перед глазами с огромной скоростью и улетают прочь, оставляя после себя легкое горьковатое послевкусие.
Это было подобно на протухшее желе, все еще эластичное, но уже давно потерявшее свой вкус и превратившееся в однородную бесформенную массу, где по иронии судьбы было заключено настоящее сокровище, неведомое никому, не дававшее раскрыть свои секреты, пока к его замку не подступали те, кому были подвластны любые хитроумные замки и память, раскрывшись в одночасье, выдавала все, что хранила многие годы. Увы, невозможно полностью описать словами происходящее, как нельзя увидеть шум, появляющийся в голове в момент контакта, как нельзя схватить руками те небольшие кусочки памяти, будто бабочки, вырвавшиеся из клетки, разлетались в стороны.
Я уже и не помню, что чувствовал в свой «первый сознательный раз». Каждый кто хоть немного представлял зачем он здесь и для чего нужны его знания и навыки, рано или поздно задавали себе подобные вопросы, но к сожалению, а может и к счастью, ответы на них чаще всего были далеки от той реальности, которую все мы старались воссоздать вокруг нас…
Его труп почти разложился. Части его некогда массивного тела превратились в мягкую, почти отслоившуюся от костей жижу, а по всей поверхности тела начали образовываться странные пузырчатые образования. Доктор был рядом. Он стоял немного поодаль от меня и, не выпуская сигарету из рук, смотрел на все происходящее с чувством полного безразличия, словно ему это все уже порядком поднадоело.
— Мне принесли его только вчера. — начал он, слегка покашливая, — Вызвали на работу почти в четыре утра и я так и не успел толком осмотреть его.
Он глубоко затянулся и сбил указательным пальцем сероватый пепел. Его лицо оставалось каменным почти все время, что он стоял возле меня. Морг, да и сама территория прибольничного комплекса, располагавшаяся на огромном пустыре площадью в несколько километров, была экспериментальным комплексом «Антей», где проходили стажировку молодые врачи и психологи-криминалисты.
— Вот, — свободной рукой он взял тоненький, почти прозрачный планшет и, пробежав пальцами по его поверхности, вызвал на дисплей подготовленный отчет о вскрытии, — Здесь есть все, если что-то покажется непонятным, я объясню.
Доктор обогнул белоснежный стол, на котором лежало тело и вышел за пределы комнаты, оставив после себя синевато-серую дымку тлевшей сигареты, поднимавшейся к самому потолку и разбегавшейся в стороны, стоило ей только соприкоснуться с поверхностью.
Отчет в общей сложности не представлял ничего особенного. Обычная рутина, заставлявшая докторов во всем Угольном Мешке штамповать однотипные документы меняя лишь имена погибших и причины смерти.
«… погиб в результате огнестрельного ранения в область грудной клетки… найден в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое в канализационной шахте на окраине города.»
Дальше читать было бессмысленно. Я отложил планшет и яркий свет его тоненького дисплея сменился потемневшим контуром отчетного документа. Предстояло самое главное. То, ради чего я вообще сюда пришел. Выковыривать воспоминания из памяти людей, при жизни никогда не согласившихся на подобное, было мерзким занятием, но именно оно могло хоть как-то помочь в расследовании убийств, где обычные методы упирались в тупик и не могли продвинуться дальше.
Я приблизился к нему, потер руки и положил их на черно-алую поверхность лба, где кусочки кожи и свернутой крови тут же прилипли к моим пальцам.
Вспышка была яркой и тут же погасла. Боль и напряжение, появившиеся внутри моих глаз, заставили руки впиться в голову покойника и буквально провалиться вглубь его черепа. Воспоминания… их было много. Сотни, тысячи мгновений самых разных категорий и важности хлынули в мою голову и, как таран, ударили в меня. Детство, родители… школьная скамья… молодая девушка… кровь после драки… проводы в армию… Они разлетались в стороны, как стая черных ворон, испугавшихся неведомого путника, забредшего на давно заброшенное кладбище. Я старался остановить их, схватить за хвост, замедлить их полет и вырвать из цепких лап уже погибшего, но все еще хранившего тайны, мозга. Старался всеми силами, но они словно песок, просачивались между моих пальцев, впившихся в мягкую омертвевшую плоть.
Наконец все остановилось, прервалось. Точно так же, как у любого пути наступает конец, память тоже не бывает бесконечной. Я увидел его последние минуты, секунды до смерти, когда неведомая рука, вытянув перед собой широкое дуло пистолета, произвела несколько выстрелов, после чего наступил туман. Он хрипел, кричал и пытался спастись, но к тому моменту, когда остатки памяти вывернулись наружу, а глаза, схватив и закрепив внутри себя образ убийцы, закатились назад, его окровавленное тело погрузилось в черную воду канализации.
Конец.
Теперь можно было вернуться обратно.
Я долго мыл руки — все никак не мог отделаться от мерзкого запаха сгнившей плоти. Затем, убедившись, что дело сделано, направился к выходу. Врач находился в самом конце коридора и мирно беседовал с медсестрой, рядом с которой, паря в воздухе в нескольких сантиметрах от пола, крутился автономный медицинский модуль. Он был похож на грецкий орех-переросток, но помощь которую оказывало это устройство нельзя было переоценить. Взвизгнув, оно еще больше поднялось вверх и тут же уставило на меня свои огромные, похожие на глаза навозной мухи, линзы видеокамер.