— Что значит, "не помню", Иванов? — Марьстепанна вопросительно изогнула бровь.
— Просто не помню и все, — набычившись, ответил я. С разных сторон донеслись короткие смешки.
— Так, тишина в классе! — Марьстепанна обвела учеников построжевшим взглядом и вновь обратила все свое педагогическое внимание на меня, — Давай разберемся, Иванов. Ты болел? Тишина, я сказала!
— Нет.
— Все каникулы провел в городе?
— Нет.
— И куда ты ездил?
— К бабушке в деревню.
— Вот! — воскликнула Марьстепанна, словно этим ответом я полностью разоблачил себя и свою хулиганскую сущность, — В деревню! Это же так интересно! Правильно, дети? — учительница привычно потребовала подтверждения у… у враждебной толпы, в которую вдруг превратились одноклассники.
Но я продолжал упираться:
— Ничего интересного в деревне нет.
— Ну, как это нет? — с фальшивым участием спросила Марьстепанна, — Посмотри, как ты загорел, вытянулся, окреп…
— В огороде каждый день пахал, — буркнул я, но учительница словно и не слышала.
— …Наверное, каждый день на речку бегал?
— Там нет реки.
— А лес есть?
— Да, — и, упреждая вопрос об "увлекательных" походах за грибами и прочими ягодами, пояснил, — Но я туда не ходил.
— Почему?
— В лесу клещи, — и, подумав, прибавил аргумент повесомей, — И волки.
Марьстепанна молча пожевала губами, как всегда делала, если наши вопросы или ответы загоняли ее в тупик. И ожидаемо ухватилась за привычный спасательный круг:
— Надеюсь, книги ты в деревне читал?
— Читать книги — это не лето. Книги можно и зимой читать, — парировал я.
— Так! Иванов! — потеряла педагогическое терпение Марьстепанна, — Не пытайся сорвать урок! Ты получил задание написать к пятнице сочинение, вот и будь добр — напиши. А то посмотрите на него: весь класс готов рассказать, как он провел лето, и только у Иванова амнезия, — Марьстепанна, видимо, поняла, что слегка перегнула палку, — Опиши, как ухаживал за растениями на бабушкином огороде.
— Там не было растений. Только овощи и сорняки, — увы, я и сам сознавал, как жалко прозвучали мои возражения.
Сочинение я конечно написал. И, разумеется, получил за него двойку. Потому что все сочинение на тему "Как я провел лето" состояло из одного слова: "Никак".
* * *
Сколько себя помню, каждый год я почти три месяца — все лето — проводил у бабушки, у маминой мамы. В глухой деревне. Где даже электричество появлялось, только если запустишь маленький бензиновый генератор. "Дырчик", как его почему-то называли.
Сначала ездил с мамой, а потом, когда… когда мама умерла… — один. Отец на те же три месяца уезжал в свои вечные геологические экспедиции.
В детстве мне это даже нравилось. Во-первых, мама. Была… Во-вторых? А много ли надо ребенку для радости? Да простое наблюдение за подрастающими цыплятами способно наполнить твою жизнь смыслом и приключениями на две недели. Минимум.
Повзрослев, я из долгожданного гостя незаметно превратился в работника. Что-то где-то вскопать-прополоть, что-то где-то подправить-спилить — дел хватало. Главное, выдержать первые несколько дней, а потом рутина непрерывной работы вгоняла в некоторое подобие транса.
Собственно, никаких других развлечений в деревне и не было. На пять десятков домов набиралось десятка два жителей, если не меньше. И все, скорее, ровесники моей бабушки, а не мои.
Нет, вру. Одно развлечение было: поход в соседнюю деревню к бабушкиной подруге Тете Лизе. Случалось это ежегодное путешествие примерно на десятый день. Иногда чуть раньше, но никогда позже. Бабушка с вечера собирала маленький рюкзак гостинцев, а на следующее утро мы выдвигались. Добирались почему-то не по грунтовке, а напрямик через лес, узкими кривыми тропинками. Часа два-три.
Тетя Лиза всегда необычайно удивлялась и радовалась при виде нас. Маленькая, полная с пышными, кудрявыми и совершенно седыми волосами, которые вспыхивали на солнце золотистым облаком, она даже немного забавно смотрелась рядом с моей высокой статной бабушкой, чьи длинные и абсолютно черные волосы всегда были стянуты в толстую косу.
И еще. У Тети Лизы не было огорода. Вокруг дома и за ним вместо картошки и лука-укропа росли цветы. Какие-то уже цвели, на других только-только появлялись бутоны… Я не большой знаток и любитель цветов. Просто огуречная завязь и молодые капустные кочаны мне кажутся гораздо менее симпатичными взору.
Кроме того, Тетя Лиза замечательно пекла всякие плюшки-печенюшки, коими я объедался, как удавчик стадом слоников.
— Ой, да у тебя уже глазки слипаются. Пойдем-пойдем, — начинала суетиться Тетя Лиза. И это была не раздражающая, а какая-то убаюкивающая суета.
— По закону Архимеда, после сытного обеда полагается поспа-ать… Пойдем, я тебя на перину положу. Помнишь, как тебе всегда нравилось на перине спать?
И вот я, закончивший восьмой класс лось, послушно плетусь за маленькой, по сравнению со мной, Тетей Лизой на второй этаж.
— Рубашку-то со штанами скидывай — тело дышать должно. Вот, ложись…
И Тетя Лиза, словно нанося последние штрихи, слегка подвзбивала почти метровой толщины пуховую перину, падать на которую, наверное, лучше с небольшой вышки, какие ставят в бассейнах…
