В аэропорт рейдовые роты выдвигались пешком. Файзабадский полк стоял на излучине горной реки Кокчи уютной полковой деревенькой. Дымились трубы полковой баньки и пекарни, блестели, словно серебряные, покатые крыши клубного ангара, столовой, складов, хлопали на ветру белые простыни возле госпиталя. Полковая деревенька дышала завидным покоем.
Приятно было возвращаться сюда после изнуряющих рейдов к бражным застольям в прокуренных, тесных, самодельных каморках, где вместо скатертей стелились газеты, вместо тарелок гремели жестью консервные банки, а традиционные полсотки самогона наливались в необъятные солдатские кружки и терялись в их глубине мутной слезой.
Аэропорт, где размещалась вертолетная эскадрилья, стоял на другой стороне реки, и до его территории с полкового берега можно было добросить камнем через кипящие речные буруны. Но вдоль дороги, проложенной от полкового КПП до первого шлагбаума охраны аэропорта, лежал афганский кишлак.
Глухие дувалы кишлака выглядели угрюмо, неприветливо. Афганцы держались всегда настороженно и гостеприимством не отличались. Они жили на опасной черте водораздела этой затянувшейся войны, в нейтральной ее полосе, рискуя оказаться втянутыми на ту или другую сторону. Поэтому отношения с местными у полковых старожилов не складывались. Афганцы других отдаленных кишлаков были гораздо дружелюбнее, приветливее, любопытнее. Местные же смотрели на «шурави» угрюмо. Поэтому наши солдаты опасались проходить вдоль кишлака пешком, в одиночку, терпеливо дожидаясь попутных машин. Это было одно из неписаных полковых правил, продиктованных чувством самосохранения.
Сейчас солдаты шагали вдоль глинобитных дувалов огромной полковой массой, заполнившей каждый метр дороги, и могла эта масса выплеснуть столько огня, что снесло бы огненным смерчем, сровняло с землей любой враждебный кишлак.
Страшна была эта масса своей военной мощью. Каждый понимал это, и каждый, слившийся с этой страшной мощью, чувствовал исходящую от нее грозную силу.
Армия, числившаяся в армаде советских войск сороковой…
Ограниченный контингент советских войск в Афганистане.
За шлагбаумом аэропорта тянулись деревянные модули файзабадских летчиков и длинная взлетная полоса, похожая на обычную пыльную грунтовую дорогу. В Файзабаде взлетную полосу не мостили металлической чешуей или бетонными плитами, как это обычно делалось во многих афганских аэропортах. Все здесь было проще, естественней…
Перед посадкой на вертолеты всех офицеров вызвали к «Первому». Такой неизменный позывной был на многих операциях у полкового командира, молодого коренастого Сидорчука. И сейчас стоял этот Сидорчук перед своими озабоченными офицерами, по-мужицки расставив ноги, набычив шею, переполненный какой-то шальной молодецкой удалью.
– Ну, что, товарищи офицеры, – ухмыльнулся он и выложил свою привычную формулировку, – пионеры, дипломаты на веревочках, – подполковник крутанул кулаком, – сегодня мы, наконец, сделаем то, что еще никому не удавалось.
Сидорчук нервно повел плечами, энергично прошел вдоль строя, дерзко глядя каждому в глаза.
– Начинаем штурм высоты, обозначенной «Зубом». Штурм самого укрепленного в нашей местности района с семью этажами обороны.
Командир полка сжал пальцы в кулак.
– Вы знаете, что взять боем этот укрепрайон безуспешно пытались все поколения сменного состава нашего отдельного полка. Три попытки кончились трагически. Три раза наш полк понес тяжелые кровавые потери живыми, замечу всем, людями и всякой неодушевленной техникой…
Упрямая складка пересекла лоб подполковника.
– Сегодня наступил наш черед.
Сидорчук круто развернулся через плечо, оскалился нервной улыбкой:
– Первый наш ход противнику очень не понравится. Я, подполковник Сидорчук, принял командирское решение предварить нашу операцию неожиданной для духов высадкой вертолетного десанта, который сегодня же, через несколько часов, соединится с десантами всего нашего полка и батальонов соседней кундузской дивизии. Соседи уже в воздухе.
Сидорчук вздохнул.
– Так-то, товарищи офицеры. Противник привык к мысли, что мы не десантники, а пехота, приземленная к проходимым частям местности, которая с вертолетов с неба не сыплется, а всегда липнет животами к бронетехнике. Но сегодня, через пятнадцать минут, ровно в четыре тридцать, мы десантируемся без парашютов, без бронетехники, без артподготовки в самое неожиданное для духов место – глубоко в тыл вышеназванной высоты, обозначенной на карте отметкой «два семьсот». Рядом с указанной высотой на площадке, выбранной для десантирования, не имеется ни укреплений, ни близлежащих кишлаков, ни укрепившихся бандформирований. Разворачиваемся всем полком на чистой и обеззараженной от духов местности. Как на собственной ладони… В полной безопасности личному составу…
Командир полка подмигнул офицерам. Он гордился взвешенным оперативным планом, разработанным совместно со штабом кундузской дивизии.
Действительно, все прежние попытки штурмов вязли в первых же боях на далеких подступах к высоте. Несколько пройденных с боями километров до «Зуба» обескровливали рейдовые роты, лишали их сил и боезапасов. Теперь же операция начиналась стремительным «ферзевым» броском через все поле игры, и это было в духе подполковника Сидорчука, чувствующего себя не обставленным фигурами осторожным запуганным королем, а свободно фланирующим, наглым ферзем, которого следует опасаться.
![Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/storage/book-covers/8c/8c5930280aa7ec8fccf281cccb9a8482874dacc5.jpg)
