Вот она, долина. Неумолчный рев и грохот воды, теснящейся между скалами и переваливающей валуны по каменным ступеням, стал тише.
Ветер повернул, и ощутимо пахнуло Тленом.
Тленом, главной приметой его Охотничьих угодий и, быть может, проклятием рода Гроуков. Зная — как знали предки, — что Тлен не может всерьез повредить большому рэббу, Гроук все же непроизвольно замер на базальтовом уступе, и серо-черный валун, зажатый в кулаке, вдруг хрупнул и раскрошился на сотню гладко-матовых остроконечников и пластин.
Гроук смотрел на долину. На чахлые деревья, апатичные стада копытных, медлительных львов… Вырождение? А дальше, у излучины, острый взгляд рэбба выхватил стайку мелких смешных зверьков. Голышей. Таких нет на Охотничьих угодьях. Тоже — выродки.
Это все. Тлен; инстинкт требовал немедленно вернуться в свой, в здоровый мир. Но возвращение означало гибель. Там ждал его закон сильных: не способный победить — погибает. Закон рэббов.
Смутная память дотянулась до времен, когда все было иначе. Когда-то каждый рэбб чувствовал себя частью некоего целого, объединенного обшей волей. А возможно, что и разум их составлял часть неведомого и великого целого. Каждый рэбб чувствовал сваю особость — но все вместе они сливали силы и разум в единой борьбе, подчиняя мир, превращая его просто в Охотничьи угодья.
Но со временем все реже дрожала земля под лапами больших ящеров, все реже раскатывался грозный и тоскливый рев древних хищников. И чувство единения, мгновенной бессловесной связи всех взрослых рэббов, Властителей, сменилось своей противоположностью. Охотничьи угодья разделили; и теперь Властители мгновенно и остро, улавливали присутствие на своей территории чужака, и неудержимая волна ярости заливала их сознание. Поединок! Смертельный поединок!
Женщины жили дне Закона Сильных. Они появлялись и уходили, повинуясь неведомым законам. И дарили Властителям сыновей, Преемников. Это происходило лишь однажды в жизни Властителя, к склону лет, когда переполнял разум, становился все тяжелее груз накопленных предками и самим Властителем знаний. Рэббы никогда и ничего не забывали. И освободиться — с тем, чтобы принять долгую и спокойную старость, угасание в долгой чреде лет на Свободных землях, — могли, только разделив Знание со своим Преемником. Единственным мужчиной-рэббом, приходящим в его Охотничьи угодья. Сын принимал знания — выраженные не только и не столько словами; на время передачи, Освобождения, их разум как бы сливался воедино — так, наверное, было в незапамятные времена со всеми рэббами.
А потом оставался только один Властитель — сын. А отец уходил, Освобожденный. От Закона Сильных. От мудрости рэббов, хранящих опыт всей цепочки предков. Уходил, и для него угасала навсегда память о миллионнолетнем Великом лесе, память, запечатлевшая восход и угасание новых светил, память, в которой извивались реки и двигались горы, память, в которой жили и изменялись и сама земля, и населяющие ее существа.
Оставалась еще надолго прежняя сила и умелость рук, легкость движений, но исчезала воля к борьбе, способность к ярости, укрепляющей тело тем больше, чем сильнее враг. Все было слито воедино у Властителя, венца творения — воля и мудрость, гордость и сила — и все уходило в час Освобождения. И со словом воли и уходом знания исчезала потребность в огромном количестве животной пищи, потребность, заставляющая Властителей удерживать до последнего дыхания большие и обильные Охотничьи угодья.
Повинуясь инстинкту, Освобожденные уходили на свободные земли. Уходили и никогда не возвращались. Жили на свободных землях долго — врагов у рэббов не осталось, а пищи для Освобожденных хватало. Жили, легко забывая все, что не нужно теперь им в вечном Сегодня.
Свободные земли — это итог жизни, долгий в спокойный.
Гроук, преемник двух тысяч Гроуков, владел богатыми угодьями, примыкающими к гряде неприступных гор с единственным проломом, из которого вытекала река, несущая дух Тлена. Он оставался Властителем дольше, чем любой из прежних Властителей. Много раз на его угодья приходили чужие. Победы с каждым годом давались все труднее. Гроук старел. Много раз ветер и звезды приводили к нему женщин, но все они уходили, не оставив Преемника. Они рождали Преемников другим Властителям, рождали свободных сыновей, набирающихся сил в ничейных горах и затем сходящих на чужие угодья — победить или умереть. Победить — и начать отсчет времен с себя, со своей убогой личной памяти, или — погибнуть в поединке с Властителем.
Женщины перестали приходить, и Гроук, Преемник двух тысяч Гроуков, остался обреченным.
Гроук старел. Силы уходили. Следующий поединок — а Гроук знал, осталось недолго, — окажется последним… Но Гроук не хотел умирать. Может быть, это дыхание Тлена, подточившего волю и тело, может, все-таки мудрость, но Гроук не хотел, не мог умереть просто так, не выплеснув, не отдав хотя бы часть огромного мира, накопленного им и двумя тысячами предшественников.
Но Гроук не мог оставаться на своих угодьях и ожидать чужака. Но не мог и пройти на свободные земли — через шесть сопредельных территорий соседей-Властителей. Перейти границу — неизбежный бой, и неизбежная гибель. Властители-соседи моложе и сильнее. Остается только один выход. На его угодьях — пролом, выход в долину, а по ней, сквозь болота и чахлые леса — к невысоким горам, а там — на свободные земли, к океану. Гроук знал этот путь. Не знал только, сможет ли, не Освобожденным, прожить на свободных скудных землях, не станет ли там искать смерти. Но никто из рэббов этого не знал…