Чуть больше года назад – по условному Солнечному времени – у штаб-квартиры Управления межзвездного пространства на Марсе упала почтовая ракета.
В ней была обнаружена рукопись, рассказывавшая о таком удивительном и ужасном происшествии, что трудно было поверить, как человек в здравом уме мог оказаться виновным в подобных преступлениях.
Однако после года тщательного расследования рассказ был признан подлинным, и теперь УМП разрешило опубликовать рукопись целиком, в том виде, в каком она была изъята из разбившейся ракеты.
Вуаль – свет, который появлялся неизвестно откуда и поглощал корабли, – исчезла. Все космолетчики Солнечной системы, бродяги, торговцы и капитаны роскошных лайнеров вздохнули с облегчением: Вуаль – одно из порождений чуждого Далека – уже не угрожала их безопасности.
Теперь же мы знаем ее истинное название: Вуаль Астеллара.
Знаем мы и место ее происхождения: мир, выброшенный из пространства и времени.
Нам известно, почему она возникла: об этом повествует рассказ, принесенный почтовой ракетой, – вопль бьющейся в агонии человеческой души; и, наконец, мы знаем, как была разрушена Вуаль.
Глава 1
ТРУП НА БЕРЕГУ КАНАЛА
В заведении мадам Кан в Джеккаре, что на Нижнем Канале, случился скандал. Какой-то маленький марсианин перебрал тила, и, чтобы умерить его аппетит, пришлось прибегнуть к помощи кастетов с шипами – весьма популярного в здешних краях оружия. Маленькому марсианину выбили последний пищевой клапан.
То, что осталось от незадачливого чревоугодника, выбросили на каменную набережную, и труп плюхнулся прямо к моим ногам. Видимо, поэтому я и остановился, чуть не споткнувшись об него; остановился, а по том вгляделся.
Тонкий красный луч солнца падал с чистого зеленого неба. В пустыне за городскими стенами сухо шуршал красный песок, красно-коричневая вода медленно и угрюмо струилась в канале. Но самое красное пятно в этой багровой палитре растекалось вокруг разорванного горла лежащего на спине марсианина.
Он был мертв. В широко раскрытых глазах потухал последний зеленый огонек.
Я стоял над ним – не знаю, долго ли.
Времени не существовало. Солнечный свет померк, фигуры прохожих укрыла какая-то дымка, звуки угасли; исчезло все – все, кроме безжизненного лица, глядевшего на меня: зеленые глаза, застывший белозубый оскал.
Я не знал его. Живя, он оставался всего лишь марсианским ничтожеством. Умерев, стал просто куском мяса.
Марсианская падаль, не более того.
Времени не существовало. Только мертвое улыбающееся лицо.
Затем что-то коснулось меня. Чья-то мысль вспыхнула в моей голове и притянула к себе мое сознание, как магнит притягивает стальные опилки. Болезненный ужас, страх и сострадание, такое глубокое, что оно потрясло мое сердце. Слова – не произнесенные, но рожденные в виде образов, – всплыли в моем мозгу.
«О, подобно Люциферу взывающий к небесам, – прогремело во мне. – Какие у него глаза! О Темный Ангел, какие у него глаза!»
Речь шла о моих глазах, и я закрыл их. На лбу у меня выступил холодный пот, и я пошатнулся; затем мир снова собрался в целое. Солнце, песок, шум, вонь и толпа, грохот ракет в космопорте, в двух марсианских милях отсюда, – все было там, где им положено было быть.
Я открыл глаза и увидел девушку. Она стояла как раз позади мертвеца, почти касаясь его. С ней был молодой парень. На него я не обратил внимания, он значения не имел. Ничто не имело значения, кроме девушки. На ней было голубое платье, и она смотрела на меня дымчато-серыми глазами. Лицо ее казалось белым, как кость.
Солнце, шум и люди снова ушли, оставив меня наедине с ней. Я чувствовал, как медальон под моей черной одеждой космолетчика жжет меня, а сердце вот-вот перестанет биться.
«Мисси», – подумал я.
«Похож на Люцифера, но Люцифера, ставшего святым», – пришла ко мне ее мысль.
И тут я расхохотался. Мир снова вернулся на место, тяжелый и осязаемый. И посреди этого мира крепко и устойчиво стоял я.
Мисси – вот глупости! Мисси давно умерла.
Меня сбили с толку рыжие волосы, те же темно-рыжие волосы, длинные и тяжелые, как конская грива, завивавшиеся на белой шее, и такие же, как у Мисси, дымчато-серые глаза, и что-то еще – веснушки, манера кривить рот, как бы для того, чтобы удержать улыбку.
А во всем остальном ей до Мисси было куда как далеко.
Она была выше и шире в кости. Жизнь нередко била ее, следы этих ударов скрыть невозможно. У Мисси никогда не было такого усталого, угрюмого взгляда. Не знаю, может быть, она и развила в себе такой упрямый и несгибаемый характер, как у девушки, стоявшей передо мной, но тогда я не умел читать мысли.
У девушки, смотревшей на меня, было множество мыслей, и вряд ли она хотела, чтобы о них знали. Особенно об одной, все время ускользавшей от меня и потому чрезвычайно меня раздражающей.
– Молодые люди! – спросил я их. – Чего ради вы сюда явились?
Мне ответил парень. Он был очень похож на нее – прямой, простой, внутренне грубее, чем внешне; мальчик, знающий, как нагрубить и как завязать драку. Сейчас он был бледен, зол и немного напутан.
– Мы думали, что днем это безопасно, – сказал он.
– В этой дыре что день, что ночь – все одинаково. Я ухожу.
