Он опустил чемодан на пол в прихожей.
— Как ты тут без меня? — спросил он.
— Отлично, — ответила она, улыбаясь.
Она помогла ему снять пальто и шляпу, убрала их в стенной шкаф.
— Да, холодновато зимой в Индиане после полугода в Южной Америке.
— Наверное, — отозвалась она.
Рука об руку они прошли в гостиную.
— Что ты тут поделывала одна?
— Да так… ничего особенного. Думала о тебе.
Он улыбнулся и обнял ее.
— Это уже немало.
Ее улыбка на миг пропала, потом вернулась снова. Она сжала его руку. И вдруг, хотя он не сразу это понял, лишилась дара речи. Он часто впоследствии мысленно возвращался к этому моменту, и каждый раз его всегда поражала резкость перепада. Слушая его, она улыбалась и смотрела в глаза, но улыбка все таяла, а взгляд скользнул в сторону в тот самый момент, когда ему больше всего хотелось ее внимания.
Позже, на кухне, она сидела напротив него, пока он допивал третью чашку сваренного ею горячего крепкого кофе.
— Не смогу сегодня заснуть, — говорил он, улыбаясь, — да я и не хочу.
Она ответила натянутой улыбкой. Кофе обжег ему рот, и он заметил, что сама она не сделала ни глотка.
— Ты не пьешь кофе? — спросил он.
— Нет, я… больше не пью.
— Это какая-то диета?
Он увидел, как дрогнуло ее горло.
— В некотором роде.
— Но это же глупо, — сказал он. — У тебя идеальная фигура.
Она, похоже, хотела что-то ответить. Потом передумала. Он отставил чашку.
— Энн, разве…
— Что-то случилось? — закончила она вместо него.
Он кивнул.
Она опустила глаза. Закусила нижнюю губу и положила руки на стол перед собой. Потом глаза ее закрылись, и ему показалось, будто она пытается отгородиться от чего-то безнадежно ужасного.
— Милая, что с тобой?
— Наверное… лучше всего просто… просто взять и рассказать.
— Ну конечно, дорогая, — произнес он взволнованно. — Что стряслось? Неужели что-то произошло, пока меня не было?
— Да. И нет.
— Ничего не понимаю.
Она вдруг посмотрела на него. То был отстраненный взгляд, от которого ему стало нехорошо.
— У меня будет ребенок, — сказала она.
Ему хотелось громко закричать: ведь это же прекрасно! Он готов был вскочить и обнять ее, танцевать с ней по всему дому.
Потом его поразила одна мысль, и краска сбежала с лица.
— Что? — переспросил он.
Она не стала отвечать, потому что знала, что он все расслышал.
— Как давно… как давно ты уже знаешь? — спросил он, глядя в неподвижно смотрящие на него глаза.
Она судорожно вздохнула, и он понял, что ответ будет не самый благоприятный. Так оно и оказалось.
— Три недели.
Он сидел, тупо глядя на нее, и все продолжал машинально помешивать кофе. Потом он заметил это, медленно вынул ложку и положил на стол.
Он пытался задать следующий вопрос, но ему никак не удавалось произнести это слово. Оно трепетало в горле. И наконец он заставил себя.
— Кто? — спросил он, голосом безжизненным и слабым.
Она вновь смотрела прямо на него, лицо сделалось серым.
— Никто. — Ее губы тряслись.
— То есть?
— Дэвид, — произнесла она осторожно, — я…
И тут плечи ее опали.
— Никто, Дэвид. Никого не было.
Потребовалось некоторое время, чтобы до него дошли ее слова. Она прочитала ответ по лицу, прежде чем он отвернулся. Тогда она встала и посмотрела на него сверху вниз, голос у нее дрожал.
— Дэвид, клянусь перед Господом, я не встречалась ни с одним мужчиной, пока тебя не было!
Он одеревенело привалился к спинке кресла. Господи, что же он мог сказать? Человек возвращается, проведя полгода в джунглях, а жена сообщает ему, что беременна, и просит его поверить, что…
Он стиснул зубы. Ему казалось, что он участвует в какой-то дешевой пошлой комедии. Он проглотил комок в горле и посмотрел на свои дрожащие руки. Энн, Энн! Ему хотелось схватить чашку и запустить ею в стену.
— Дэвид, ты должен мне пове…
Он неловко поднялся и вышел. Она тотчас последовала за ним, хватая его за руку.
— Дэвид, ты должен мне поверить. Иначе я с ума сойду. Единственное, что давало мне силы жить дальше, — надежда, что ты доверишь мне. Если же нет…
Она осеклась. Они смотрели друг на друга тоскливыми взглядами. Он ощущал, как руку сжимают ее пальцы. Ее холодные пальцы.
— Чему, ты хочешь, чтобы я поверил, Энн? Что мой ребенок был зачат через пять месяцев после моего отъезда?
— Дэвид, если бы я была виновата, разве я… стала бы признаваться тебе? Ты же знаешь, как я отношусь к нашему браку. К тебе.
Ее голос сделался тише.
— Если бы я сделала то, в чем ты меня подозреваешь, я не сказала бы тебе. Я бы просто убила себя.
Он все еще беспомощно смотрел на нее, словно надеясь прочитать решение на ее взволнованном лице. Наконец он заговорил.
— Что ж… пойдем к доктору Клейнману. Мы…
Ее рука упала, отпустив его ладонь.
— Значит, ты мне не веришь?
— Ты же понимаешь, о чем ты меня просишь? — В его словах слышалась мука. — Понимаешь, Энн? Я ведь ученый. Я не могу поверить в то, что… в невероятное. Неужели ты думаешь, что я не хочу поверить тебе? Но я…
Она долго стояла перед ним. Затем чуть развернулась и заговорила, уже прекрасно владея собой.
— Хорошо, — произнесла она спокойно, — делай то, что считаешь нужным.
После чего вышла из комнаты. Он посмотрел ей вслед. Потом повернулся и медленно подошел к камину. Он стоял и глядел на куклу, которая сидела на каминной полке, свесив ноги через край. «Кони-Айленд», — было написано на платье куклы. Они выиграли ее восемь лет назад, во время свадебного путешествия.
