Вторая попытка
Авторы: Лев Аркадьевич Гурский
Жанр: Альтернативная история
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 2 страницы. У нас нет данных о годе издания книги.
О том, чем мог бы завершиться визит Никиты Хрущева на выставку художников-авангардистов в Манеже 1 декабря 1962 года. Для любителей альтернативной истории.
На обложке — картина «Атомная станция» Владимира Янкилевского (1962).
Читать онлайн Вторая попытка
Лев Гурский
Вторая попытка
>>Иллюстрация Кати Беловой
— Пиастры! Пиастры! — закричал Хрущев, мутно оглядывая выставочный зал. — Пикадоры! Писсуары! Папуасы!
Он чувствовал, что произносит не те слова, которые хотел. Однако то самое, нужное и единственно правильное, как назло выскочило из головы, и это раздражало первого секретаря ЦК еще сильней. Приземистый, коренастый, с потной красной лысиной, Никита Сергеевич был переполнен злой энергией разрушения, требующей немедленного выхода наружу. В эти мгновения он напоминал гибрид носорога с работающим бульдозером.
Художники испуганно съежились и отступили на шаг. «Ну теперь начнется цирк! — удовлетворенно подумал Суслов, стоящий в заднем ряду. — Всё по плану. Молодец Шелепин, не дал ему проспаться после вчерашнего. Сейчас наш дурачок наведет такого шороху, что мало никому не покажется…»
— Сам ты писсуар лысый! — послышался голос. — Разорался тут!
Из толпы художников неторопливо выбрался человек в свитере. Человек был такой же коренастый, как и первый секретарь ЦК, но только гораздо шире его в плечах, на полголовы выше и брюнет.
Хрущев опешил.
— Ты зачем на меня ругаешься? — удивленно спросил он.
— Так ты первый начал, Никита Сергеич, — спокойно ответил ему коренастый.
— Это верно, — вздохнул Хрущев. — Я начал. С утра, понимаешь, голова раскалывается. Я раньше думал, это у меня с похмелюги, а врачи говорят: нет, это болезнь такая, редкая. Называется гемикрания. И, главное, когда обостряется, пить нельзя.
— Врут, вредители! — авторитетно сказал коренастый. — Гони их прочь. Когда башка трещит, нет ничего лучше рюмки водки с горячей закуской.
— Да я пробовал, давно уж не помогает, — махнул рукой первый секретарь.
— А теперь — поможет, слово даю, — авторитетно пообещал брюнет. — Элик! Борька! Тащите сюда беленькую и харч! Человеку срочно надо поправиться!
Тут же из толпы выдвинулись еще двое. Один, высокий и бледный, со значком «30 лет МОСХ» в петлице черного пиджака, нес на подносике запотевший графинчик и рюмку. Другой — усатый, в очечках и красной цыганской рубахе навыпуск — тащил кастрюльку с сардельками и вилкой. В воздухе распространился аппетитный запах.
«Кто такие?» — тихо спросил Суслов у Шелепина. Тщательно продуманный план внезапно дал трещину. «Который в свитере — Неизвестный…», — ответил Железный Шурик. «Ну так выясните побыстрее, как его фамилия! — досадливо перебил его Суслов. — Вы КГБ или кто?» — «Это его фамилия и есть, — уточнил Шелепин. — Неизвестный, Эрнст. Тот, что со значком, — Белютин, а цыган с усами — Жутовский». — «И откуда у них взялась водка? Ты же обещал, что все входы и выходы перекроете». — «Да черт его знает! — пожал плечами председатель КГБ. — Не пойму. Как-то сама просочилась. Я на днях читал в журнале статью, что один наш академик открыл явление сверхтекучести. Может, это оно и есть?» — «Ты мне зубы не заговаривай, умник!» — Не сдержавшись, Суслов ткнул локтем в бок Шелепину. Ушибленный об Железного Шурика локоть тотчас же заныл.
Тем временем Хрущев налил себе рюмку, выпил, крякнул, налил вторую, выпил, снова крякнул, утерся рукавом, нацепил на вилку сардельку, прожевал, задумался на пару секунд, улыбнулся и повеселевшим голосом сказал окружающим:
— А что, товарищи, ведь и правда помогла! Ну-ка ведите меня, показывайте, чего вы тут новенького нарисовали. И объясняйте мне так, чтоб я, колхозник, сам всё понял… Вот эта, к примеру, баба, она тут кто?
— Это — обнаженная Валька художника Фалька, — объяснил Неизвестный.
— А почему у этой Вальки такие большие глаза?
— Чтобы лучше видеть наши достижения в области тяжелой промышленности.
— А почему она вся синяя?
— Потому что замерзла. Социалистический реализм. В Воркуте, при культе личности Сталина было очень холодно. Помните же, в повести у Солженицына?
— Ага, припоминаю, — важно кивнул Хрущев. — Я и сам вижу, что правильная, жизненная картина… Эй, Суслов, где ты там? Запиши, чтобы автору этой Вальки дали Героя Соцтруда… Что, он уже умер? Тогда посмертно… и пенсию вдове… А вот на этой картине яйцо — зачем оно такое? Почему двойное? Таких ведь в жизни не бывает.
Услышав эти слова, Суслов воспрянул духом и сделал знак Сергею Павлову.
— Не бывает, не бывает! — подхватил первый секретарь ЦК ВЛКСМ Павлов. — Никита Сергеевич, я давно говорил, это иностранное вражеское явление формализм! Надо его разоблачить, а художника срочно, немедленно…
Неизвестный так зыркнул на главного советского комсомольца, что слова «арестовать» и «выслать из страны» застряли в горле у Павлова.
— … поощрить, — закончил за него Неизвестный. — Я тоже так думаю, Никита Сергеевич. Надо дать Госпремию. Это картина товарища Соостера, из Эстонии. Двойное яйцо символизирует победу советского птицеводства. Так сказать, догоним и перегоним Америку… А дальше «Атомная станция» художника Янкилевского. Очень правильная картина. Отражает успехи наших энергетиков…
— А почему здания похожи на квадратики? — не своим голосом пискнул Павлов.
— Потому что вид сверху, — строго объяснил Неизвестный. — Товарищ Янкилевский соблюдает режим секретности, и правильно делает. Уже за это его обязательно надо представить к награде. Верно я рассуждаю, а, Никита Сергеевич?
