Уже несколько дней подряд я ходил как неприкаянный, и все время не мог понять, что со мной делается…
— Что с тобой такое? — спрашивали друзья.
— И сам не понимаю что. Чего-то мне хочется, а чего и сам не знаю.
— Может быть, ты жениться захотел?
— Фи, какая гадость! Тоже выдумаете… Нет, мне хочется чего-то этакого… Ну, понимаете? Такого.
— Какого?
Я беспомощно вертел рукой.
— Ну, такого знаете… большого. Важного.
— Родзянки, что ли?
— Глупо. Понимаете, чего-нибудь такого, чтоб оно было большое и приятное.
— Ну, это довольно расплывчато. Вагон белой муки под это подходит. Гарем египетского хедива подходит. Доходный дом на Невском. Бриллиант величиной с куриное яйцо. Жесточайшая подагра у твоего врага. Мало ли что бывает большое и приятное!
Однажды кто-то спросил:
— Может тебе сладенького хочется?
— А чего бы, например? — задумчиво прищурился я.
— Скажем, земляничный торт. Да нет их теперь. Власти запретили.
Вдруг я, осененный, стукнул кулаком по столу.
— Есть! Вот чего я хочу!
— Торт? Но торты запретили власти.
— Нет! Вот этого именно я хочу: власти! — Власти мне уже который день хочется!
Окружающие засмеялись.
— Ишь чего захотел! Власти! Раньше было Вся власть советам, а теперь вся власть у большевиков. Опоздал, голубчик!
Снова я стукнул кулаком по столу.
— Так будет же по-моему! Товарищи пролетарии! Объединяйтесь под знаменем: Вся власть Аркадию Аверченко!
На наш век пролетариев хватит.
Я был как в горячке. Вдохновение горело на челе моем.
— С чего же Вы начнете? — спросили меня.
— Ясно с чего: с декрета.
* * *
Через день мой первый декрет был уже напечатан и расклеен:
Декрет.
Главного сверх-народного комиссара, поставленного волей самых что ни на есть беднейших крестьян, невероятно солдатских солдат и поразительно матросских матросов…
Товарищи! Большевики вас обманули и обсчитали. Что они дали вам? Землю? А вы спросите их, кто будет обрабатывать эту землю? Придется вам же! Очень весело, нечего сказать! Нет, товарищи! Если вы объединитесь под священным лозунгом не трудящихся масс: Вся власть Аркадию Аверченко! — то вы будете иметь землю и не вы будете ее обрабатывать. Дудки-с! Довольно вы уже поработали. Пусть другие работают за вас! И эти другие — буржуи и аристократы! Скажем так, Родзянко и Милюков впрягаются в плуг, а графиня Кантакузен идет сзади и подгоняет их. Косить будут Сумароковы-Эльстон, — вся семья, а молоть — те же большевики. Это их дело! Довольно они попили вашей кровушки! Пусть коров пасет председатель сельскохозяйственного общества, а крыши чинят сами братья Тонет. Большевики глупо, как попугаи повторяли:
— Вся власть беднейшим крестьянам!
Почему? Я, наоборот, говорю:
— Вся власть богатейшим крестьянам, потому что среди вас не будет бедных!
Вы, товарищи рабочие! Большевики и вас обманули! Подумаешь, важное кушанье — контроль над производством? А заводы и фабрики все-таки у буржуев-капиталистов! Нет, я вам дам побольше! К нам пожалуйте, первый сорт у нас покупали! Каждый рабочий у меня получит собственный небольшой завод или фабрику на сто персон, и пусть он отныне ходит по заводу, заложив руки в карманы, да только покрикивает — рабочими у него будет Крестовников, Коновалов и прочие Рябушинские. Это тебе не контроль какой-нибудь паршивый! Итак, идите все на улицу и носите по улице писанную торбу, на которой должны быть напечатаны великие слова:
— Вся власть Аркадию Аверченко!
— Долой контрреволюционеров, всех этих буржуев, — Каледина, Керенского, Троцкого, Ленина и других, продавшихся капиталу!
Товарищи солдаты и матросы! К вам слово мое! Вы так жадно хотите мира, — разве его вам дали обманщики большевики? Что они сделали? Послали к немцам для переговоров какого-то несчастного Шнеура, да и тот оказался жуликом! Нет, вот у меня будет мир, — так мир! За ухо от него не оттянешь. Такой скорый, что не успеете и оглянуться. И что это за скромность такая, — без аннексий и контрибуций? Почему? Наоборот! С массой аннексий и контрибуций! С чьей стороны — это не важно.
Те же из вас, которые все равно не воевали и которым будет ли война или нет — ни тепло, ни холодно, — одним словом, петроградскому революционному гарнизону, — я обещаю на ухо пять словечек: 1. Государственный, 2. банк. 3. Погреб, 4. Зимнего и 5. дворца!
Теперь, посчитайте, — кто больше дает — я или большевики? За кем вы пойдете, за мной или большевиками? Дураки вы что ли, чтоб идти за ними, когда я даю втрое больше?
Итак, пусть перед вашими духовными очами ярко горят два огненных лозунга:
1. Вся власть Аркадию Аверченко!
2. Господин, у нас покупали, — пожалуйте.
Подписано:
Сверх верховный сверх комиссар
Аркадий Аверченко
Да здравствует углубление революции!
В борьбе обретешь ты лево свое!
* * *
Не прошло и нескольких часов, как ко мне в квартиру влетели бледные, растерянные Троцкий и Ленин.
— Что Вы наделали? — с порога крикнули они. — С ума Вы сошли?
— А что? — спросил я с невинным видом. — Садитесь, господа.
— Уже? — крикнул хрипло Троцкий. — Мы не хотим садиться! Вы не имеете права нас арестовывать!
Я вспыхнул.
— Это почему же, скажите пожалуйста, — надменно спросил я. Отныне вся власть перешла ко мне! Вся власть Аркадию Аверченко!
