Ж-и-и-и-и-знь[1]… Для кого-то она широко раскрывает свои объятья и наполняется чудесными, красочными событиями, теплыми и светлыми эмоциями… Это встречи с близкими и друзьями, наполненные смешными историями и теплыми воспоминаниями; переполненные диким адреналином прыжки с парашютом, заставляющие буквально визжать от страха и нахлынувших чувств; нежное прикосновение и горячий шепот любимого человека, от которых кипит кровь и встают дыбом волосы; прикосновение к космической бесконечности этого мира, охватывающее при созерцании медленно всплывающего на горизонте солнца…
Другим, напротив, жизнь не так милостива и дарит совершенно иное… Именно эта мысль словно раскаленный гвоздь в теле не давала Тимуру покоя. «Почему? Почему именно я? — молодой парень, не полных двадцати восьми лет отроду, стоял на самом краю своей родной девятиэтажки, и бездумно смотрел прямо перед собой. — Почему…».
Прохладный сентябрьский ветер приятно холодил разгоряченное тело в замызганных джинсах и мятой футболке с нелепым рисунком на груди. Его ноги в стоптанных домашних тапочках стояли на самом края крыши — там, где начинался металл водостока.
Тимур глубоко вздохнул, втягивая наполненный бензиновыми запахами и осенней сыростью воздух. Где-то глубоко внизу сверкнул яркий огонек автомобильных фар и он вздрогнул от накативших воспоминаний о событиях дня, который раздели его жизнь на ДО и ПОСЛЕ…
Движок старенького бумера, собственноручно восстановленного Тимуром из побывавшего в аварии металлолома, ревел по полную мощь, попадая точно в тон дикому хохоту и женским визгам в салоне. Ржущая в конопляном угаре компания клещами цеплялась за сидение и самого водителя, требуя прибавить скорости.
— Гони! Б-ть! Гони! С-ка! — в самое ухо Тимура орал его закадычный друг, раскачиваясь словно маятник. — Давай! Давай, Муха![2].
Кроссовок словно сам по себе вдавливается в пол и черное авто бросается вперед.
— Еще, Тимчик! Еще! — визжит с заднего сидения раскрашенная деваха, закидывая голову далеко назад. — Еще!
От сладковатого дыма, заполнявшего салон, Тимуру тоже дико хотелось смеяться. Его губы словно сводило судорогой… Ха! Да он чувствовал себя Богом! С каждым новым рывком бумера, бросающего вперед, с каждым новым угрожающим рыком двигателя, его заполняла просто безумная волна восторга!
— Гони! — разогнанный словно метеор бумер занесло на мокрой после дождя дороге и вынесло на встречную полосу. — Тимчик… Б-ть! — яркий свет фар встречного автомобиля солнцем вспыхнул в салоне, окончательно слепя водителя. — …
Очередной сильный порыв ветра неожиданно качнул стоявшего как статуя парня и он резко открыл мокрые от слез глаза… «Почему, это случилось со мной? — капающие слезу оставляли на его щеках длинный мокрые дорожки. — Почему…, почему?».
… Первые часы после того, как он очнулся, Тимур никак не мог поверить в то, что ему говорили… Страшная авария, двое раздавленных в машине насмерть, еще один скончался в скорой не приходя в сознание, водитель встречной легковушки лишился обеих ног и чудом выживший Тимур.
Он смотрел на все и на всех, будучи словно в тумане. До него с трудом доносился всхлипывающий голос матери, злой шепот его сестры, успокаивающий говорок склонившегося врача.
— Сынок, сынок…
— Я же говорила, говорила, что друганы твои дебилы и наркоманы… Говорила, доиграешься с ними!?
— Ничего! Выкарабкался ведь, а значит дела пойдут на поправку… Вот, брат, немного подлатаем тебя и посмотрим…
— Доктор, а как же…
— Будет… Должен ходить. Все, хватит! Давайте выйдем и там поговорим.
Тимур крепко сжал веки, но слезы продолжали лить непрерывными ручейками. Воспоминания продолжали мучить его, становясь всякий раз еще более живыми и яркими.
ОН стал инвалидом! Настоящим инвалидом, с костылями, с трясущимися руками и недержанием мочи, с дикими головными болями и постоянно перекошенным от этого лицом, тем, кого раньше не замечал или просто обходил стороной, стараясь, лишний раз просто не сталкиваться.
Парень снова открыл глаза. Уже стемнело, а на крыше стало ощутимо холоднее, особенно ему, стоявшему в одной футболке и драных джинсах на босу ногу.
— Инвалид…, — Тимур поднёс трясущуюся руку к лицу и отчетливо почувствовал терпкий запах застарелой мочи, который даже перебивал вонь от давно немытого тела. — Я… инвалид!
Он раз за разом произносил это проклятое слово и всякий раз ему становилось все хуже и хуже.
— Инвалид, — собранная по частичкам челюсть немела от произносимых гласных звуков. — Инвалид, — хрустом отдавалось левое уже не сгибающееся колено. — Инвалид, — от быстрого тремора руки непрерывно дрожали. — Инвалид… б-ть!
Наконец, парень плотно сжал губы, чтобы только не слышать этого слова, но оно, казалось начало жить своей собственной жизнью.
— Инвалид, инвалид…, — слово продолжало звучать со всех сторон то голосом фальшиво участливого врача, то змеиным шепотом дебелой сестры. — Инвалид, инвалид! — появлялись все новые и новые голоса — раздавленного смятым металлом закадычного друга, хрипевшего как и в тот вечер; жутко крашенной блондинки, сломавшей шею на заднем сидении бумера. — Инвалид, инвалид…
