Кроме стихотворений г. Федорова (которые, впрочем, тоже годятся больше для взрослых), у нас вовсе нет хороших книг для детей, особенно по части истории. Поэтому мы обрадовались появлению книжек г-жи Деревицкой, надеясь, что они хоть сколько-нибудь восполнят этот ощутительный недостаток. К сожалению, надежды наши не оправдались. В трех тощеньких книжках разгонистой печати, которые легко могли бы уместиться в одном небольшом томике, г-жа Деревицкая рассказывает детям всю древнюю историю, со всеми ее замечательностями, начиная от сотворения мира и оканчивая падением западной Римской империи. Рассказы г-жи Деревицкой решительно нельзя рекомендовать для детского чтения. Главнейшие недостатки, вредящие этой книге, вот какие: во-первых – отсутствие всякого взгляда на ход исторических событий; во-вторых – неуменье выбирать факты, для детей интересные и полезные; в-третьих – сбивчивость изложения вообще и в четвертых – неуменье говорить с детьми.
Некоторые, может быть, удивятся, что мы требуем от детской книжки выражения какого-нибудь взгляда на исторические события; но это требование совершенно естественно и законно. Детская книжка, особенно историческая, необходимо должна иметь какой-нибудь характер. Мы вовсе не хотим сказать, что тут нужно вводить рассуждения об историческом прогрессе, об идеях, управлявших событиями известного времени, об отдаленных причинах и последствиях каждого события. Всех этих рассуждений должно даже тщательно избегать в детском рассказе; но тем не менее все эти рассуждения непременно должны ясно и твердо сложиться в голове автора так, чтобы они непременно отразились и в самом простом рассказе. Можно бы, например, не пускаясь в рассуждения, чрезвычайно просто и занимательно объяснить детям начало и причины персидских Boira. Но г-жа Деревицкая вот как приступает к рассказу о них (стр. 79, ч. I):
Аристид оказал немало заслуг (то есть услуг) своему отечеству. Одной из самых важных можно почесть ту, когда Мильтиад и Аристид посланы были с многочисленным войском против персов, у которых царствовал Дарий, третий царь после Кира. Предводителем бесчисленного персидского войска был Датис и проч.
Далее уже идет рассказ о Марафонской битве. Персидские войны, таким образом, внезапно падают детям как снег на голову.
Представим еще пример. Имея сколько-нибудь ясное понятие об устройстве Римской республики, о положении классов народа, об общем характере событий последних времен республики, неужели нельзя было очертить законодательную и общественную деятельность Гракхов живым и понятным для детей образом? Что же находим у г-жи Деревицкой? Она говорит только (стр. 100–102, 2 ч.), что когда Рим «возвышался извне, внутри его были раздоры между патрициями и плебеями; главным виновником этих раздоров был старший из Гракхов, Тиверий». Затем рассказан анекдот о матери Гракхов, считавшей своих детей лучшею своей драгоценностью, и потом идет следующее:
Старший сын Корнелии, Тиверий, был человек сострадательный к бедным, помогал им, и потому – все богатые в Риме сделались его врагами. (Какая полезная логика для детей: помогал бедным и потому вооружил против себя богачей!) Однажды, когда на одном из народных сходбищ он, без всякого намерения, поднял руку выше головы, враги и недоброжелатели истолковали этот неумышленный его поступок в худую сторону. Утверждая, что этим он желал доказать, что хочет быть коронованным (?!), они произвели мятеж, в котором Тиверий был убит.
О Кае Гракхе говорится, что он вел жизнь простую, уединенную, сделал много полезного «и даже ввел несколько новых узаконений». Все это заключается тем, что «Кай был убит в одном возмущении народа против сенаторов, которые, зная его всегдашнее заступничество за плебеев, заранее обрекли его на погибель». Такого рассказа нельзя не назвать крайне жалким, и нельзя думать, чтоб он был интересен для детей, не говоря уже о полной своей бесполезности.
Вообще все лица древней истории вышли у г-жи Деревицкой безличны, бесхарактерны, бесцветны. Одни не имеют никаких отличительных признаков, другие служат скучными олицетворениями нравственных сентенций. Даже Александр, даже Цезарь являются в рассказах г-жи Деревицкой в какой-то странной неопределенности. Мы уже не говорим о таких промахах, какой сделала г-жа Деревицкая, говоря, например, о Драконе. На стр. 51 она называет его «человеком строгой честности и обширного ума»; на следующей же странице, говоря о строгости его законов, замечает: «Если малые проступки наказывать смертью, то больших существовать не может», – так мыслил и говорил Дракон. Это странное заключение доказывает отсутствие всякого человеческого чувства и здравого рассудка. Представьте себе положение детей, которым говорят, что Дракон был человек обширного ума и не имел здравого смысла… Вот вам и взгляд на исторические личности.
Вследствие недостатка твердых и ясных понятий об истории г-жа Деревицкая обнаруживает весьма мало искусства в выборе предметов рассказа. Неужели рассказ о беспрерывно повторяющихся походах и битвах, изложенных вяло и с обилием собственных имен, – интереснее для детей, нежели картина мирного устройства народа, изложение обычаев, законодательства, изобретений, промышленности и т. п. А между тем в рассказах г-жи Деревицкой нет ничего ни об образованности и законодательстве Египта, ни о законах Персии, ни об изобретениях и торговле финикиян, ни о литературе Индии. Не рассказаны – ни походы аргонавтов, ни Троянская война, ни история Одиссея, – тогда как о Нине, Семирамиде, Сезострисе помещены довольно подробные, хотя и не совсем связные рассказы. История Персидского царства совсем выпущена из виду, и даже в рассказе о Кире не сказано, как он сделался царем персидским. В римской истории, как мы уже отчасти видели, любопытнейшие вещи рассказываются в общих словах, и это до того доходит, что, например, рассказ о Второй пунической войне оканчивается тем, что «карфагеняне должны были согласиться на невыгодные для них мирные условия». Более ничего о них не сказано. Да еще мало того: во многих случаях мнения г-жи Деревицкой довольно оригинальны. Так, например, она говорит, что римляне несправедливо и жестоко поступили с Югуртою, восхищается гением Адриана и т. п.