Всемирный следопыт, 1930 № 08
Авторы: Борис Платонович Башилов / Макс Леонидович Поляновский
Жанры: Научная фантастика, Публицистика, Путешествия и география, Приключения
Цикл: Всемирный следопыт (журнал) №65
Формат: Полный
Всего в книге 41 страница. Год издания книги - 1930.
Обложка художн. А. Шпир. Сказание о граде Ново-Китеже. — Роман М. Зуева-Ордынца.Полярные страны. Случай в Средней стране. — Рассказ В. Юркевича.Русский летчик в американском небе. — Очерк Л. Минова.Восстание на Ломбоке. — Рассказ Вс. Аренд.Рассказ о 50-ти лошадях. — Филиппа Гопп.Из истории Мексики. — Статья К. Г.Машина и сердце. — Рассказ М. Ковлева.Люди и море в железной коробке. — Рассказ М. Поляновского.Добрый Сам. — Рассказ Валиски.На экране «Следопыта». — Из великой книги природы. — Очаги социалистического строительства. — Что нам дает дерево.
В номере рисунки художников: А. Иконникова, Н. Кочергина, А. Пржецлавского, Преображенского, И. Рерберга, П. Староносова, А. Шпир.
С 1927 по 1930 годы нумерация страниц — общая на все номера года. В № 8 номера страниц с 561 по 640.
Орфография оригинала максимально сохранена, за исключением явных опечаток — Гриня
Читать онлайн Всемирный следопыт, 1930 № 08
Сказание о граде Ново-Китеже.
Роман М. Зуева-Ордынца.
I. Памфил Трясоголовый
1
Темнело. Но огонь зажигать не хотелось.
Всегда чем-то тревожен и вместе сладок час сумерок. В дымчатой синеве подкрадывающегося вечера так хорошо думается.
Косаговский поднялся из-за стола и, не выпуская книги из рук, потянулся так, что хрустнуло в суставах. Шагнул к окну, но остановился у бесформенного куска лакированного темномалинового дерева, висевшего на цепочке в изголовье кровати. Погладил ладонью измочаленный излом. И неожиданно вспомнилось…
…Мерный рокот мотора. Звон тяжей от ударов ветра. Слегка волнующее, пьянящее чувство полета. И вдруг страшный взрыв. Мотор заскрежетал, залязгал. Это из цилиндра вырвалась свеча. Через отверстия щитка острыми жалящими копьями пробился огонь и ударил в лицо, в грудь. Борт-механик от нестерпимой боли тотчас же потерял сознание. Косаговский понял, что если и он бросит рули — тогда конец. Закрыв лицо сгибом левой руки, правой потянул ручку от себя. Самолет, развевая космы огня и дыма, пошел круто на посадку. Удар шасси о землю… Треск… Очнулся уже в лазарете… Рядом на койке метался и бредил обожженный борт-механик.
Косаговский дернулся назад головой, как будто снова почувствовал на лице обжигающие жала огня, и отошел от разбитого пропеллера к окну.
Закат отцветал на луковках-главках белой, приземистой и широкой, как просфора, церквушки. За церковью рисовались графически четкие линии фабричного корпуса. Квадраты его широких окон уже полыхали электричеством.
Сел на подоконник и опустил глаза на только что прочитанные, отчеркнутые красным, строки.
«…В своем музыкальном творчестве Римский-Корсаков был скорее всего эпиком, то-есть повествователем, рассказчиком старинных преданий и легенд, подчас не лишенных мистического уклона, подчас же лукаво высмеивающих сильных мира сего. Пестрая узорчатость, прекрасная чистая звучность — в этом обаяние его музыки».
Косаговский вспомнил оперу «Сказание о граде Китеже», слышанную год назад в Москве, и подумал:
«Да, это верно! Ну, а что здесь дальше говорится?»
«…Не будучи чужд некоторой идеализации русской старины, упомянутый композитор, однакоже, постепенно доходит и до ясно осознанной иронии по отношению к „исконным устоям“ старого русского быта. Например, в опере „Град Китеж“»…
Бросил книгу на подоконник. Снова всплыл в памяти малиновый зал московского Большого театра. Вспомнилась и московская «прима», певшая партию Февронии. Старчески обрюзгшая, неповоротливая, она раздражала тогда Косаговского, и он, кажется единственный в зале, не разделял восхищения москвичей этой престарелой «звездой».
— Старая кляча! — рассердился он задним числом. — В шестьдесят лет берется петь юную, нежную китежанку Февронию!
Косаговский взглянул рассеянно в окно и отшатнулся, удивленный.
Лучи закатного солнца, ударяясь в порозовевшие облака, падали отраженным, краснобагровым светом в набухшую уже тьму города. Облитый этим зловещим светом, красный, как сказочный упырь, на противоположной стороне улицы стоял человек необыкновенного вида.
Огромною роста, непомерной ширины в плечах, но с маленькой — в кулачок — головкой на длинной тонкой шее, человек этот напоминал огородное пугало. Безусое, с реденькой бороденкой, скопческое лицо его состояло словно из одних челюстей. Нижняя, широкая и тяжелая, оттягивала лицо вниз, так что глаза сползли почти к губам. Даже отсюда, из окна, заметно было, что голова этого человека непрерывно и мелко трясется, как будто его колотит непереставаемая ознобливая дрожь.
— Тьфу, чорт — перевел дыхание Косаговский. — Да ведь это юродивый Памфил Трясоголовый! Кто же в Иркутске не знает божьего человека, «блаженненького Памфилушку», как кличут его городские старухи-богомолки?
Памфил Трясоголовый, несмотря на мартовский морозец, был одет лишь в длинный подрясник нараспашку, из-под которого виднелась голая грудь, увешанная веригами. На голове юродивого нелепо, козырьком набок, торчала жандармская светлосиняя, с красным кантом фуражка. На груди его, поверх подрясника, висела на толстом гайтане настоящая засушенная человеческая рука, «когда-то заушавшая Христа», по уверению иркутских просвирен и лавочников. Памфил опирался на огромную дубину, облитую сверху свинцом с изображением креста. Юродивый был бос. Его широкие, костлявые ступни, красные, как лапы гуся, казалось, не чувствовали холода не растаявшего еще снега и каменных плит тротуара.
«Чего ради он остановился здесь? — подумал Косаговский, заметив, что юродивый не спускает глаз с дверей его квартиры. — Милостыню ждет, что ли?»
В этот момент кто-то затопал в прихожей.
«Наверно, Федор вернулся из кооператива, — решил Косаговский. — Вот и славно! Значит, сейчас будем обедать!»
Слышно было, как снаружи шарили рукой дверную ручку. Дверь наконец отварилась, и высокая человеческая фигура замерла нерешительно на пороге.
— Кто это? — удивился Косаговский. — Что вам угодно?
— Извините, я, кажется, не туда попал, — ответил мягкий, певучий бас. — Скажите, где здесь комната летчика Косаговского, Ильи Петровича?
Косаговский повернул выключатель. Излишне яркая для маленькой комнатки стосвечовка пролилась резким белым светом
