— Есть кто дома? — Я постучала в красную входную дверь Китти Кавано, затем взялась за латунное дверное кольцо и пару раз брякнула им. — Есть тут кто-нибудь?
— Мамуля, можно я позвоню? — спросила Софи.
Она приподнялась на цыпочки, примериваясь кулачком к пуговке звонка.
— Сейчас моя очередь! — завопил Сэм, пиная кроссовкой одну из идеально круглых тыкв у входной двери Китти.
Хеллоуин был неделю назад, и единственное, на что мы сподобились — изваяли накануне одну тыквенную страшилку. Бедняжка получилась кривенькой, за ночь ее правая половина сгнила и провалилась. Утром тыквенная головушка выглядела, как жертва многоопытного садиста. Когда я поставила внутрь зажженную свечку, дети — все трое — разрыдались.
— Сейчас моя очередь, — заявил Джек, отталкивая младшего брата, появившегося на свет тремя минутами позже.
— Не пихайся! — завопил Сэм, толкаясь в ответ.
— Софи. Потом Сэм. После Джек! — строго произнесла я.
Две степени по английской литературе, карьера в Нью-Йорке и как закономерный итог — я стою на пороге дома малознакомой соседки где-то в пригороде, в Коннектикуте, и воюю со своими тремя детьми в возрасте до пяти лет. Волосы не чесаны, на плече тяжелая сумка, набитая леденцами на палочке для подкупа деток. Как это все случилось? Понятия не имею. Особенно плохо припоминаю момент, когда я ухитрилась забеременеть мальчишками — Софи в то время было всего семь недель. Я и сам-то половой акт, исполненный чисто из супружеской любезности, толком не припомню, а уж про презерватив — ни малейшего воспоминания.
Софи, подрагивая косичками, потянулась вверх и позвонила. Она высокомерно покосилась на братьев, на левой щечке обозначилась ямочка, во взгляде ясно читалось: вот как это делается. Никто не возразил. Я посмотрела на часы и задала себе вопрос: правильно ли я поняла Китти? Она позвонила в среду вечером, когда мальчики отмокали в ванне, а Софи сидела на стульчаке, балуясь губной помадой и ожидая своей очереди. В мокрой рубашке, с тряпкой в руке я стояла на коленях перед ванной, выскребала у мальчиков из-под ногтей грязь детской площадки и предавалась одному из моих самых ярких и будоражащих снов наяву. Он всегда начинался со стука в дверь. На пороге стояли двое. Кто они? Полицейские? Агенты ФБР? Я так и не могла выбрать.
Младший, в бежевом костюме, с небольшими, аккуратно подстриженными усиками песочного цвета. Тот, что постарше — в темном костюме, редеющие черные волосы зачесаны на лысину. «Произошла ошибка», — обычно говорил он и объяснял, что из-за какого-то непредусмотренного сбоя, который я так никогда и не смогла полностью уяснить (Кошмарный сон? Альтернативная Вселенная?), я оказалась в чьей-то чужой жизни, с чужими детьми. «Неужели?» — спрашивала я, стараясь, чтобы мой голос не звучал нетерпеливо, и в этот момент между ними появлялась женщина. В последний раз она представилась мне дамочкой со счастливым лицом из рекламы «Свиффера»,[1] которая вытирает пыль, пританцовывая под песню «Дево».[2] «Ах, вот вы где, шалунишки?» — говорит она детям. «Сожалею о причиненных неудобствах», — обращается она ко мне. «Нет проблем», — любезно улыбаюсь я. И тогда она…
— Телефон!
Я подняла голову. Мой муж стоял в дверях, с портфелем в одной руке и телефоном в другой, и в его пристальном взгляде читалось если не откровенное презрение, то снисхождение. Мое сердце упало, я осознала, что за весь день брызги воды из ванны мальчишек — единственный душ, который успела принять.
Я потянулась к трубке намыленной рукой.
— Можешь присмотреть за ними минутку?
— Дай мне сначала выбраться из этого костюма, — сказал он и исчез в прихожей.
Перевод: «Увидимся через час». Я подавила вздох и приткнула телефон под ухо.
— Алло?
— Кейт, это Китти Кавано, — услышала я низкий, интеллигентный голос. — Хотела спросить, сможешь ли ты заглянуть ко мне на ленч в пятницу?
Я была слишком ошарашена, чтобы пробормотать «конечно» или «да». Выговорила нечто вроде «а как же», хотя ленч с Китти Кавано не занимал верхних строчек в списке первоочередных дел. С моей точки зрения, она воплощала все то, что казалось неправильным в городе, ставшим моим новым родным домом.
Помню, как я впервые увидела Китти. Потратив все утро на распаковку вещей, я повезла детей в парк, о нем упоминал наш риелтор. Я три дня не мыла свои густые, кудрявые каштановые волосы и выглядела растрепанной, но другие мамочки точно не будут возражать, думала я, вкатываясь на парковку. Когда мы с детьми вошли на детскую площадку через белые ворота из штакетника, я увидела четырех женщин, сидевших на зеленой деревянной скамейке у качелей: с темно-розовой губной помадой одинакового оттенка; устрашающе холеных, в прекрасной, внушающей ужас физической форме. У каждой на плече висела сумка для памперсов из узорчатой шелковой ткани с монограммой.
— Привет, — сказала я.
Мой голос отскочил от засыпанных мелкими камушками резиновых матов под горкой и эхом раскатился по всей площадке. Женщины оглядели мой прикид (заляпанные вареньем свободные штаны с карманами; кроссовки, по которым прошлись пальчики, вымазанные в краске; одна из застиранных серых футболок мужа с длинным рукавом, поверх моя собственная лиловая рубашка с коротким рукавчиком), оценили мои неухоженные волосы, отметили полное отсутствие макияжа на лице, живот и бедра, которыми я все планировала заняться вплотную последние два года, и, наконец, посмотрели на детей. Джек выглядел нормально, но Сэм сжимал в кулачке свою любимую соску, которой не пользовался уже несколько месяцев, а Софи натянула балетную юбочку поверх пижамных штанишек.
