― Я не припомню здесь ручья.
― Какой же это ручей, эре́ль. Талая вода сходит с гор.
― Сколько раз говорить — не зови меня так. Больно много чести для подкидыша.
Девушка недовольно свела к переносице светлые, как лежащий вокруг снег, брови. Лошадь под ней, коренастая, бело-рыжая пегая, недовольно мотнула головой и заржала, поднимаясь на дыбы. Мохнатые ноги рассекли воздух, сверкнули в солнечных лучах новенькие подковы. Всадница тут же успокоила норовистое животное, похлопав по шее и что-то шепнула. Кобылка заржала, недоверчиво покосилась на хозяйку.
Девушка спрыгнула на землю, передала поводья своему спутнику. Тот выглядел озадаченным и его жеребец нетерпеливо бил копытом по снежному насту, выбивая из-под него клочья земли с едва проклюнувшейся зеленью.
― Сколько мы ходили в эти земли на охоту, Рок? — Спросила девушка, осторожно пробуя носком сапога кромку подмерзшего снега. Так, шаг за шагом, она приближалась к краю проталины.
― Пять зим, эрель.
Она шумно втянула воздух носом, возводя очи горе, и сделала еще несколько шагов. Теперь девушка стояла почти у самого края, там, где под тонкой коркой наста уже виднелся только выбившийся первоцвет. В обе стороны, куда хватало глаз, журчал и купался в лучах предзакатного солнца, ручей. Прозрачная лента воды, всего в три-четыре шага шириной, извивалась между валунами и кедрами, убегая на север.
― И за все эти пять зим, Рок, я не видела здесь ручья, а в прошлую зиму Скальд был добр и щедро сыпал снегом.
Она стащила капюшон плаща, наполовину скрывающий ее лицо. Белоснежные волосы, заплетенные в пару десятков тяжелых змеистых кос, соперничали в белизне со снегом, а глаза, густого оттенка цветов чертополоха, пытливо всматривались в темную точку на юге.
― Мы вернемся теперь? — В голосе молодого воина сквозило разочарование. За спиной здоровяка Рока висел тяжелый молот, небритую щеку рассекал свежий шрам, а в глазах горела жажда битвы. — Хани…
― Нельзя возвращаться назад, — хмуро ответила девушка.
Рок сразу же приободрился.
Она еще раз недоверчиво осмотрелась, но, не найдя подтверждений своим подозрениям, снова взобралась на лошадь.
— Мне все равно это не нравится. Пойдем вниз по тракту, до Древнего леса.
― Но так мы делаем крюк до границы, Хани, — молодой воин озадаченно почесал подбородок, из которого торчала пара куцых, смоляно-черных кос.
Рок, как и Хани, только недавно прошел священную иду. Став на путь взросления, юноши получали право заплетать бороду косицами и наносить на тело ритуальные шрамы, а девушки начинали плести волосы косами и украшали их маленькими фигурками тотемов, и зачарованными рунами. Рок очень гордился своим новым статусом и исправно следил за тем, чтобы его борода всегда находилась в идеальном виде.
― Я знаю, но мы поедем вниз по ручью. День-два пути ничего не решают.
― Как прикажешь, эрель, — сдался он.
Хани легонько сжала бока лошади, но та не двинулась с места. "О, Снежный, за что мне эти испытания! — мысленно взмолилась она, сжав колени сильнее. — Упрямый попутчик и непослушная лошадь!"
― Я тебя продам первому встречному мяснику! — пригрозила девушка.
Кобылка тряхнула головой, погрызла удила.
Лошади шли рядом, нос в нос. До момента благословения Скальдом, Рок и Хани могли вместе сидеть у костра, были равны в праве не уступать другому дорогу и брать самый вкусный кусок со стола. Но Хани отметила Вира, а потому Рок обязан был слушаться ее. И он, как все мужчины Северных земель, послушно исполнял заветы предков: не пускал врагов в родные земли, добывал еду и чтил всякого, кого коснулась богиня светлой магии.
Хани в селении сторонились. Ее, еще младенцем, нашли охотники: сверток лисьих шкур на берегу озера, детским плачем потревожил зимнее морозное утро. Эрл не хотел брать в свое селение девочку-найденыша, но Мудрая велела взять ребенка и принести в ее дом, и даже эрл не мог ослушаться. Девочку выходили, и, когда жизни подкидыша уже ничего не угрожало, отдали на воспитание в семью охотника, дав ей имя Хани, что значило — птенец альбатроса. Странные способности белоголовой девчушки понемногу проявлялись еще до того, как она встала на ноги. Достигнув трех лет, она прогнала из дома росомаху, защищая двух новорожденных близнецов приемной матери, пока та вместе с другими женщинами разделывала загнанного охотниками мамонта. Когда женщина вернулась, она увидела скребущегося в углу зверя, испуганно удирающего от маленькой босоногой Хани с обледеневшей кочергой в руке. Спустя несколько зим, когда за мутными окнами из бычьего пузыря бушевала пурга, Хани встала посреди ночи и разбудила родителей, положив в изголовье кровати отцовский лук. В тот миг, как отец взял его, на улице раздался яростный рев. Тот год назвали годом Горячего снега: гибли сраженные ша́рашами воины, умирали сраженные воинами безжалостные людоеды-шараши, кровь заливала молодой снег. Достигнув шести лет, Хани и еще нескольких детей ее возраста, выбрала Мудрая и забрала их в Высокий лес, чтобы усмирить отметины Виры. Обычно те, кто был способен к колдовству, становились знахарями, шаманами или заклинателями предметов: в Северных землях магия всегда была слабой. Но Мудрая, осмотрев Хани, надолго уединилась в своей хижине, а выйдя оттуда, сказала: отметины девочки слишком сильны и ее талант в другом. Через год обучения, подросшую Хани назвали той что говорит с духами. Две богини — светлая Вира и темная Шараяна, оставили на девочке свои отметины.
