Времена и люди. Разговор с другом

Кто видел Ленинград в дни невских и ладожских ледоходов, тот навсегда запомнит его неспокойную весну. В эти дни особенно хороши и река, быстро несущая к заливу свою ломкую ношу, и город, неожиданно сблизившийся с природой.

Весь день по Неве движутся серые льдины. Чернорабочие ледохода, его безвестные труженики, они идут кучно, подталкивая друг друга ребрами, задевая гранитные спуски. Глухой треск стоит под мостами, где день и ночь водовороты кружат и ломают не успевшие проскочить льдины.

Прошел невский лед, и наступает благодать. Яркое солнце, безоблачное небо, ни ветерка… Долой шубы, шапки, шарфы, долой валенки и боты! Где-то на Выборгской прошумел дождик, в Летнем саду уже видели молодую траву, кончилась снежная суматоха.

В один из таких горячих дней на Неве снова появляется небольшая льдинка. То сверкая на солнце, то прячась в тени, она не спеша плывет к заливу. Эта маленькая льдинка всего лишь осторожный разведчик.

С Охты видно, как идут ладожские штурмовые полки. И когда они входят в город, кажется, что вместе с весенним ледоходом устремились вперед, к морю, все ленинградские шпили, башни и ростры. Давно зашло солнце, а вечерняя заря еще долго горит на белом неспокойном льду. И даже ночью ледяной материк не теряет своего стойкого белого цвета, и тщетно кипит под новой Арктикой жадная черная вода.

Новое утро — и новые атаки с Ладоги. Река заполнена льдом, больше нет волн, вода зеленая и гладкая, как каток, по ней шурша скользит лед. Стеклянным шорохом наполнен воздух, в котором двумя равноправными потоками мчатся зима и лето. Оранжево-пепельный дым стелется над скалами льда, берега случайны, горизонт сломан, небо завернуто в черные тучи, но уже то тут, то там сияет в высоких просветах грозное майское солнце.

В том году весна была поздняя. Берлин был взят, а ладожский лед еще не прошел. Он двинулся только после праздника Победы, но прошел быстро. За три дня все было кончено. Последние льдины плыли медленно, умирая в пути.

На набережной Невы было людно. Праздничный день остался позади, но праздничное настроение еще бурлило, и как-то не верилось, что начались трудовые будни. Все радовало людей: и свежевыкрашенный катерок, идущий навстречу последним льдинам, и чайки, бурно празднующие мир, и теплые брызги весеннего дождика…

Среди гуляющего народа резко выделялась одна молодая женщина. На шелковое платье, по-видимому сохранившееся еще с довоенных времен, надета поношенная меховая жилетка. На голове солдатская шапка-ушанка. И только черные хромовые сапожки сшиты по мерке, и, кажется, по самой маленькой мерке.

Она не смотрела на Неву, не прислушивалась к птичьему клекоту и посвисту тяжелых крыльев, не повела плечом, когда упали первые дождевые капли. Ей, видимо, хотелось как можно скорее вырваться из толпы: она шла быстро, но было похоже, что идет она без цели.

Дворцовый мост. Стрелка. Университетская набережная. Молодая женщина остановилась над Невой. В совершенно прозрачной воде, какая только и бывает после ледохода, спокойно и почти неподвижно отражалась арка Адмиралтейства… Не были заметны осколочные ранения на стенах, не видно было жестоких рубцов на колоннах и статуях. Волна смыла камуфляжные полосы на зданиях; Ленинград был невредим в этом волшебном невском кристалле.

Внезапно какая-то тень сломала арку Адмиралтейства, надвинулась на знакомые с детства здания…

Небольшая льдина одиноко плыла вниз по реке. Было уже тепло, но льдина плыла вниз, безразличная ко всему в своем мерном движении к морю.

Молодая женщина шла по набережной и сосредоточенно следила за последним осколком ледохода. Чем ближе к заливу, тем круче волна. Льдина теперь часто окуналась и надолго исчезала, потом снова всплывала и, покачиваясь, двигалась дальше.

Когда волна подхватила желтую пену — все, что осталось от льдины, — молодая женщина закрыла лицо руками.

Она плакала не стыдясь. Вокруг не было ни души.

Только к вечеру она вернулась в город. На мосту кто-то окликнул ее:

— Катя!

Голос был удивленный и радостный. Она осмотрелась по сторонам, но никого не узнала. И в ту же минуту какая-то девушка повисла у нее на шее:

— Катя!

Ну конечно, девушка ей знакома. Но с тех пор прошло четыре года… До войны они вместе учились в педагогическом… Звали эту девушку Симочка… Только вот фамилию забыла…

— Катя, вы, кажется, были здесь всю блокаду?

— Да, была…

— А потом пошли в армию?

— Да…

— Это замечательно!.. Но вы, значит, так и не кончили институт? Ясно, ясно, все сразу невозможно успеть. А я вот в прошлом году кончила. Сейчас у меня громадная общественная работа. Помогаю райкому комсомола. Что?

— Я ничего не сказала.

— Большая работа. Правда, еще не в штате, но это только начало. Люди с высшим образованием очень нужны. Ну, вы-то теперь все возьмете от жизни. Вы же такая способная, я помню. Продолжать учебу фронтовикам можно без вступительных экзаменов. Вы еще нигде не работаете?

— Нет.

Катя отвечала коротко. Ей не хотелось разговаривать с Симочкой. Да и вообще ей ни с кем не хотелось разговаривать.

А Симочка все продолжала что-то рассказывать, обещала зайти, советовала как можно скорее начать учиться или работать, советовала переделать платье, материал еще очень хороший.