ПОХИЩЕНИЕ
ФИЛИМОН СЕРГЕЕВИЧ – В ТЮРЕМНОМ ЛАЗАРЕТЕ
Он был слишком слаб, чтобы что-то предпринимать, но достаточно окреп для того, чтобы из обрывков воспоминаний, из мозаики фактов и ощущений составить верную картину происходящего. Он знал, кто он и где находится, а это было уже немало, если учесть, что лишь чудом вынырнул из потустороннего мрака, в котором пребывал много дней и ночей. Стоило ему осознать себя тем, кем он был, как тут же к нему вернулась прежняя уверенность, пожалуй, даже усиленная необычным положением, в котором он очутился.
Тяжело раненный, прооперированный он лежал в коммерческом лазарете при знаменитом централе. Оплошность, из-за которой он попал сюда, автоматически влекла за собой уголовное преследование и судебный приговор, но он надеялся, что до этого не дойдет. К слову сказать, его и прежде два раза судили и оба раза приговорили к высшей мере. Больше того, газеты писали, что, несмотря на существующий мораторий на смертную казнь, приговор по ошибке привели в исполнение. Вспомнив об этом, он усмехнулся. Забавная все-таки штука – правосудие по-российски, или, употребляя напыщенную формулу президента, диктатура закона. Эта диктатура поделила так называемый электорат на три неравномерные части.
В первую группу входила огромная масса обнищавших обывателей, которых можно было привлечь к суду за малейшее правонарушение – за мелкую кражу, за неуплату налога, за драку, за неуважение к стражам порядка – и еще на предварительном следствии делать с ними, что угодно: бить, увечить, доводить до психического слома, дабы подтвердить неумолимую волю режима к торжеству справедливости.
Вторая группа, тоже довольно многочисленная, состояла из тех, кто имел возможность откупиться от правосудия по твердой таксе, устанавливаемой в каждом регионе отдельно. Колебания в расценках бывали значительные. К примеру, в столице убийство, как и изнасилование несовершеннолетней, стоило всего пять тысяч баксов, тогда как на Севере цена за то же самое поднималась до десяти и выше, в зависимости от обстоятельств. Более мелкие преступления – кражи, разбой, нанесение увечий – в южных областях приравнивались к проезду на красный свет, зато да Дальнем Востоке по тем же статьям сумма откупного достигала трех, четырех, а иногда и восьми тысяч. Во вторую группу входили бизнесмены, бандиты, а также чиновники среднего звена, то есть те, кого гайдаровцы остроумно называли средним классом.
Третью группу, самую малочисленную, хотя самую представительную, составляли неприкасаемые, для кого вообще закон не писан: олигархи, представители крупного бизнеса и, естественно, политики, приближенные к Семье. Им не грозило наказание за любое, даже самое диковинное преступление. Геноцид, развязывание войны, тотальное ограбление и прочее такое – сходило им с рук так же легко, как расшалившемуся мальчугану сходит с рук проколотый резиновый шарик. Единственную опасность они сами представляли друг для друга, когда сцеплялись из-за какого-нибудь неоприходованного жирного ломтя, устраивая из родственной ссоры грандиозные всепланетные шоу.
Филимон Сергеевич Меркурьев, он же Магомай, он же прославленный киллер по кличке «Тихая смерть» по социальному положению принадлежал ко второй группе, но при удачном стечении обстоятельств всегда имел шансы переместиться в третью, к неприкасаемым. У Филимона Сергеевича, как у большинства счастливчиков, достигших преуспевания в новой, свободной России, от постоянного нервного напряжения на каком-то этапе произошел характерный перекос рассудка, и некоторые события собственной жизни напрочь выпали из его памяти, а их место заполнили другие, коих в действительности не было. Будто в тумане, припоминалось ему все, что было с ним до знаменательного лета 1989 года, когда по контракту с фирмой «Голдмеер и Ко» он застрелил из помпового ружья своего первого клиента, хлопотливого банкира Рубинчика. Кто были родители, где жил и учился, к чему тяготела по молодости душа – все это возникало в сознании обрывочными фрагментами, нечетко, как на прерываемом помехами экране плохо настроенного телевизора. Неоднократно сменив документы, сделав парочку пластических операций, он забыл и свою первоначальную фамилию, и иной раз с трудом припоминал свой возраст и пол, но это вовсе не значило, что был недоволен судьбой. Напротив, не проходило дня, чтобы не возблагодарил Всевышнего за то, что тот дал ему силы преодолеть рутинное течение жизни, которое, как река щепку, влечет обыкновенного человека от рождения до могилы, не согласуясь с его желаниями, обрекая на однообразие будней. Правда, случались минуты уныния, подобного тому, с коим забредший на край света путешественник вспоминает покинутую родину, и тогда, как во сне, грезилось, что где-то под Калугой, возможно, до сей поры проживает его матушка и не худо было бы послать ей гостинец…
На десятый день после операции, когда начал самостоятельно добираться до сортира, через лазаретного служку вытребовал своего адвоката Иеронима Ковду, респектабельного господина с золотым моноклем, бравшего за услуги баснословные гонорары, но для Филимона Сергеевича, как и десять лет назад, остававшегося Гриней Малохольным по прозвищу Алтын.
