Киносценарий
В то воскресенье осенью 1941-го женщин с ее завода отправили на уборку моркови, всех, кто мог работать: от пятнадцати до семидесяти.
Таня — ей было шестнадцать — работала как заведенная. Ей сказано было работать, ни о чем другом она больше не думала. Поэтому солдат на дороге не заметила бы, не позови ее женщина, которая больше всех любила, когда Таня «представляла»:
— Тань, смотри, кто идет!
Взвод сам собой встал, смешался. Солдаты уже перекликались с женщинами, некоторые из них пошли на поле. Лейтенант молоденький, чтобы не терять своего командирского достоинства, объявил перекур.
— Тань, скажи «морковки!» — нашептывала женщина.
— Эй, морковки! — крикнула Таня.
— Вот дура! — закатилась женщина.
— Завелись, — бросила старуха.
— Пигалица! — крикнул на Таню лейтенант.
— Ладно, помалкивай, обмылок!
— Ладно, сам помалкивай!
— Взвод!.. — скомандовал лейтенант.
— Тань, уходит! — заволновалась женщина.
— А он баб боится! — крикнула Таня.
Солдаты смеялись, глядя на лейтенанта.
— Ты сама не испугайся. — Лейтенант смотрел в упор.
— А ты зайди, посмотрим! — кричала Таня. — Адрес сказать?
— Сейчас докричишься! — пригрозил лейтенант.
Взвод зашагал.
— Маклина, восемь, квартира двадцать девять! Только не забойся!
Солдаты подмигивали Тане, и только самый маленький без улыбки смотрел на нее. Она орала во все горло, как орут с усталости:
— Зайди-зайди, я тебя напугаю!
— Давайте, забирайте ее с собой! — кричали женщины.
— Ведь вот ничего не боится, — косилась на Таню одна с густыми бровями.
— Ладно-ладно, не суетись! — крикнул лейтенант на прощанье. — А то не зайду!
— Не ладно, не ладно! — орала Таня.
— Хватит орать! — одернула ее старуха.
— А чё такого? — Таня пожала плечами. — Сами смеются…
— Ой, я с ней умру, — хохотала женщина, которая подначила. От смеха сразу потекли по лицу слезы — и она уже ткнулась себе в колени и заплакала по-настоящему.
Таня открыла дверь и растерялась: лейтенант пришел.
— Спишь?
— Мне в первую, — сказала она. — Проходите. Там не убрано, а так никого нет. — И покраснела.
— Ладно, спи. — Он нагнулся к кошке, которая во все горло орала на лестнице.
— Она блохастая! — сказала Таня, просыпаясь окончательно. Лейтенант дернулся, кошку не тронул, ушел.
— Я через часик зайду. Спи!
Она постояла у двери, услышала, как хлопнула входная дверь. Пошла на кухню, вытащила из ящика сэкономленный сахар…
Через десять минут была уже на рынке, меняла сахар на кусок хозяйственного мыла…
Дома аккуратно вымыла руки и голову в тазу, припрятала обмылок, посидела без дела. Смотрела на огонь в печке, не двигалась.
Лейтенант пришел опять, как обещал.
— Дверь открыта, не боишься?
— Я иногда не слышу, как стучат. — Она повела его в комнату, была серьезна, торжественна.
— Положи куда-нибудь. — Он дал ей консервы, хлеб, яблоко.
Она взяла, спрятала в тумбочке.
— Поешь, — сказал лейтенант.
Она откусила от яблока. Он смотрел на улицу поверх занавески. Потом на нее.
— Не смейся, — сказала она.
— Я не смеюсь, — ответил он.
Он спал. Она сидела за столом, боком смотрелась в зеркало, искала, что изменилось в ее лице, раскладывала карты:
— Тридцать шесть картей четырех мастей, скажите всю правду, что ожидает червонную даму… — И опять смотрелась в зеркало, но так и не нашла, что изменилось. Забыла про карты, улыбалась, заново шептала про тридцать шесть картей и серьезно смотрелась в зеркало.
Он проснулся и сел резко, так что она испугалась.
— Сплю?! — Посмотрел на будильник. На будильнике было почти три. — Прости. — Взял ее за руку, усадил рядом, обнял. — Тебе пора? Я провожу.
— Нет! — Она испугалась. — Мне в первую, я же говорила!
— Хорошо выглядишь. — Он увидел по правилам накрытый стол: хлеб, консервы, салфетка. Сел есть, объяснил: — Проголодался.
Она смотрела, как он ест, радовалась.
— А ты что про меня утром подумал?
— Про тебя?.. Стоит, орет… — Он вспомнил, крутнул головой. — Маленькая, а нахальная!..
— Руки в земле! — подсказала она. Она была счастлива, как ребенок, когда ему рассказывают, каким он был в младенчестве. Ей хотелось говорить и радоваться вместе. — И главное, я даже не думала, что меня на морковку пошлют! Я по полторы нормы в смену вырабатываю и пять недель в ночь выходила — запросто могли бы не послать! Или вы по другой дороге пошли!..
Он поел, отодвинулся дальше.
— У меня знаешь какая квартира! — сказала она. — Потом увидишь. Только там не убрано. Или хочешь — спи.
Он молчал, смотрел, теперь уже без улыбки.
— Что? — спросила она.
— Вспоминаю: спирт брал?.. Нет, не брал… Ну что? На работу не опоздаешь? Будильник есть?
Она махнула рукой:
— Я все равно не усну!
— Давай поставь. Мало ли.
Она завела будильник, он посмотрел: на пять часов, спросил:
— А он звонит?
Она рассмеялась радостно, искренно:
— А как еще! За мной начальники заходят?! У нас один раз опоздай, я бы здесь не сидела. У меня и радио нет.
Он опять долго смотрел на нее, встал:
— Ну что: на руках тебя поносить? — Подхватил, посадил на плечо, понес в коридор, нарочно кряхтя.
Она смеялась от неожиданного счастья.
— Ты!.. Худая, а тяжелая!.. Ухо отпусти!
Он скакал по гостиной:
— Где работаешь-то?
— На за-а-во-де!.. — Она смеялась, старалась удержаться. — Военном!..