Волшебница крёстная держала путь в дом семнадцать по улице Пурлье Виллас. Огромный, занимавший пол-улицы «даймлер» плавно катил вперёд, шурша шинами и сдержанно поблёскивая тёмно-синим лаком. («Как в волнах Галилейских мерцание звёзд» [1], — подумала Сьюзен. Всякий раз, глядя на тускло мерцавший «даймлер», она вспоминала эту строчку из «Еврейских мелодий».)
Из-за кружевных гардин вслед автомобилю смотрели любопытные глаза — не каждый день под окнами предместья гарцует сорок лошадиных сил. У ворот номера семнадцать «даймлер» остановил свой гордый бег. Шофёр спрыгнул на землю и распахнул дверцу. Волшебница крёстная вышла из машины.
Необычайно высокая и стройная, безупречностью наряда спорившая с модной картинкой, миссис Эскобар была сказочно, неправдоподобно элегантна.
Сегодня на ней был чёрный костюм, отделанный по отворотам, на карманах и вдоль швов юбки узким красным кантом. Шею миссис Эскобар обвивал муслиновый шарф — его свободно свисавший меж отворотами жакета конец своими томными струистыми извивами напоминал плавник тропической рыбы. На ногах у миссис Эскобар были красные туфли, красною была отделка её перчаток и шляпы.
Выйдя из машины, миссис Эскобар вопросительно повернулась к открытой дверце:
— Ну что, Сьюзен, ты, кажется, не торопишься?
Сьюзен, которая, согнувшись вдвое, собирала пакеты, сваленные на полу машины, подняла голову:
— Да-да. Я сейчас.
Она торопливо потянулась за букетом роз и горшочком foie gras [2] и, неловко повернувшись, уронила коробку с шоколадным тортом.
— Ах, какая растяпа! — рассмеялась миссис Эскобар, и в её низком голосе задрожали прелестные насмешливые нотки. — Ну, выходи же. Робинс возьмёт пакеты. Робинс, я попрошу вас взять вещи, — добавила она уже другим тоном, поворачиваясь к шофёру. — Хорошо?
Миссис Эскобар, улыбаясь, смотрела на шофёра. Её взгляд был ласкающим, почти томным.
— Хорошо, Робинс? — повторила она, словно просила о бог весть каком одолжении.
Это была обычная манера миссис Эскобар. Самым деловым и официальным, самым случайным отношениям она любила придавать оттенок некоторой доверительной близости. С продавщицами она болтала об их сердечных делах, слуге улыбалась так, точно намеревалась произвести его в конфиданты или, ещё лучше, в любовники, с водопроводчиком рассуждала о смысле жизни, мальчиков-посыльных одаривала шоколадками, причём особенно хорошеньких целовала с поистине материнской нежностью. Ей нравилось, как она выражалась, «тесно соприкасаться с людьми», трогать руками чужие души, ощупывать их, вытягивать на свет чужие тайны. Ей было необходимо, чтобы все и всегда помнили о ней, обожали её, души в ней не чаяли. Но это не мешало миссис Эскобар выходить из себя, если продавщица не умела с полуслова понять её желание, набрасываться на слугу, если он недостаточно проворно являлся на её зов, честить нерасторопного водопроводчика «вором» и «мошенником», а мальчика-посыльного, который приносил подарок от неугодного поклонника, отпускать без шоколадки, без поцелуя и даже без чаевых.
— Хорошо, Робинс? — Взгляд миссис Эскобар говорил: «Сделайте это ради меня». У неё были узкие длинные глаза. Почти прямая линия нижнего века замыкала плавный изгиб верхнего. Взгляд этих голубых глаз отличался необычайной живостью и выразительностью.
Шофёр был молод и не успел ещё освоиться с новым местом, он краснел и старательно смотрел в сторону.
— Будет исполнено, мэм, — пробормотал он, поднося руку к фуражке.
Сьюзен оставила наконец в покое торт и горшочек с паштетом и выбралась из машины, прижимая к груди свёртки и букет.
— Ну, просто вылитая Снегурочка с подарками, — с шаловливой нежностью заметила миссис Эскобар. — Дай-ка я что-нибудь у тебя заберу. — Она выбрала букет белых роз, оставив Сьюзен апельсины, жареных цыплят, язык и плюшевого мишку. Робине открыл калитку, и они вошли в маленький садик.
— А где Рут? — поинтересовалась миссис Эскобар. — Она, что же, не ждёт нас?
В вопросе миссис Эскобар послышалось разочарование и сдержанный упрёк. Она явно предполагала, что её встретят у ворот и торжественно введут в дом.
— Может быть, ей было никак не оставить Малыша, — предположила Сьюзен, с беспокойством поглядывая на миссис Эскобар из-за груды свёртков. — Всё-таки, когда ребёнок, себе не принадлежишь.
Однако Сьюзен было очень неприятно, что Рут не вышла их встретить. Будет ужасно, если миссис Эскобар сочтёт Рут невнимательной и неблагодарной. «Ну, Рут, ну, выйди!» — просила Сьюзен, и от волнения пальцы у неё сами собой сжались в кулаки, а живот напрягся.
Кулаки и живот сделали своё дело — двери дома поспешно распахнулись, и на пороге появилась Рут с Малышом на руках.
— Извините меня, пожалуйста, миссис Эскобар, — начала она, — дело в том, что Малыш…
Но миссис Эскобар не дала ей договорить. Её омрачившееся было лицо мгновенно просияло. Она чарующе улыбнулась, глаза ещё больше сузились, и от них венчиком разбежались крошечные морщинки, которые так и лучились приветливостью.
— Встречайте Снегурочку! — провозгласила она, кивая в сторону Сьюзен. — Она привезла вам кучу подарков. А это — несколько скромных цветочков от меня.
