В первых числах июня 1740 года петербургские жители, и богатые, и бедные, и сановные, и простые, были несколько смущены и встревожены.
Десять лет уже властвовал над столицей и над всей Россией всем ненавистный, хитрый и жестокий герцог Курляндский Бирон. Многие глубоко ненавидели его и при дворе Императрицы, и в обществе, и в народе, но никто не смел тягаться с ним и главные вельможи государства или увивались вкруг него, ухаживали за ним, или осторожно избегали его, чтобы не навлечь на себя его гнева, хотя бы случайного.
И вот, за последнее время нашелся человек происхождением и душой русский. Его любовь к отечеству, высокое положение, звание кабинет-министра и особенное расположение государыни к нему — побудили его потягаться с немцем кровопийцей. Это был — Артемий Петрович Волынский. Он возмечтал избавить Россию от Бирона. Борьба, однако, даже первого русского вельможи, оказалась невозможной с могущественным немцем.
Бирон явился к Императрице Анне Иоанновне с требованием отдать Волынского под суд за разные вполне вымышленные преступления или такие мелкие проступки, в которых был виновен в то время почти всякий вельможа.
— Или я, или он, — сказал Бирон. — Выбирайте!
Императрица проплакала целый день и уступила фавориту немцу. Волынский был отдан под суд и, к великому стыду русской земли, судьи были все на подбор избраны Бироном не из немцев, а из русских. В комиссию были назначены, чтобы судить своего ни в чем не повинного соотечественника, следующие лица: Чернышов, Ушаков, Румянцев, князь Трубецкой, Хрущов, князь Репнин, Новосильцев, Неплюев и Шипов.
Суд этот продолжался более двух месяцев. Волынский был обвинен во всем, что только клеветникам можно было выдумать, и даже в том, что имел «злой умысел и намерение сделаться государем Империи Российской».
В эти самые дни, в одном из небольших домиков в переулке около Адмиралтейского проспекта, часов в девять вечера сидело за ужином целое семейство. Человек лет тридцати пяти, — хозяин дома, Сонцев, жена его, молодая женщина, трое детей и собака Волчок.
Старшему мальчику, Пете, было восемь лет. Около него сидела сестра его Маша, немного моложе, а рядом с матерью маленькая, курносая, черноглазая и черномазая, как цыганка, и вечная вертушка Ксаня, девочка четырех лет, первый друг Волчка, более потому, что любила вообще всех собак и все собаки обожали ее. Это была особенность характера этого маленького человечка, бойкого и смелого не по летам. Между девочкой и отцом, на таком же стуле, как и все, сидела большая лохматая собака, пудель, с толстой мордой и большими, светлыми и умными глазами. Это и был Волчок, не только любимец всего семейства, но даже всего околотка.
Волчка все любили и дети считали его даже чуть не своим старшим братом. Отец часто говорил, что Волчок на полгода старше Пети. Мать часто говорила детям, что Волчок добрее их, послушнее, не шалит, меньше капризничает и не упрямится.
Отец часто повторял, совершенно серьезно, что Волчок умнее не только детей, но и многих знакомых. И дети давно привыкли любить и уважать друга-пуделя. Действительно, Волчок делал много, чего нельзя было бы поручить ни детям, ни даже крепостному человеку Степану. Волчок был отчасти умнее его, сметливее и расторопнее. Степану случалось перепутать что-нибудь, исполнить поручение наоборот. С Волчком же никогда этого не бывало.
Часто Сонцев посылал Волчка позвать кого-нибудь из людей, произнеся только отчетливо имя его, и Волчок тащил человека или девушку за платье, и всякий понимал, что барин зовет. Иногда посылался Волчок в людскую или на конюшню с приказом закладывать лошадей. Волчок отправлялся, начинал лаять над кучером известным образом. Кучер догадывался и, не говоря ни слова, шел закладывать. Точно также Волчок приносил своему барину туфли из спальни. Но этого всего мало. Когда Сонцев темной ночью, иногда зимой, отправлялся по соседству к приятелям пешком, так как не стоило закладывать колымагу или большой возок, то при этом Волчок шел впереди и нес небольшой фонарь, нарочно для него устроенный, с особенной ручкой, чтобы удобнее держать в зубах.
Только один раз за все время случилась беда. Волчок от сырой погоды или от снега, вдруг чихнул сильно, да и потушил фонарь. Барин его и остался в темноте. Когда Сонцев рассказал детям, как Волчок осрамился, — дети долго приставали к нему, особенно Петя. Как только Волчок примет важный вид и смотрит начальственно на детей, (а это иногда с ним случалось), то сейчас кто-нибудь и напомнит:
— Да! Важничай! А фонарь-то, брат, потушил!..
И Волчок понимает, потому что сейчас морду отвернет в другую сторону.
И наконец, однажды, летом, когда захворал рассыльный, Сонцев попробовал заменить его Волчком и дело пошло на славу.
Он призывал пуделя и называл несколько раз имя своего подчиненного Нилова, которому чаще всего пересылал бумаги. Волчок прислушивался, скосив морду на сторону, потом брал в зубы осторожно и нежно пакет и отправлялся с поручением. Если у Нилова дверь с улицы была растворена, то он ловко влетал в дом. Если все было заперто, он клал осторожно пакет и начинал лаять до тех пор, покуда кто-нибудь не выйдет и не впустит его.