Наконец-то! Моя импровизированная флотилия тронулась в путь после суток суматошных сборов. Куча девчонок, девок, молодых женщин общей численностью в три с лишним десятка, да еще говорящих на разных языках – это просто сумасшедший дом. И суметь их организовать и заставить грамотно собраться к переезду – тот еще геморрой, даже для такого могущественного меня. Ну не убивать же их было? Но справились: благо есть несколько пусть и немолодых, но умелых мужиков; теперь на четырех каюках движемся вниз по течению Сырдарьи на север. Где-то там, в Аральском море, есть флотилия русского царя, а на северном побережье точно есть поселения купцов, разведчиков и солдатские станы. Русские сюда ломятся, пусть пока и не могут крупными силами перебраться, но движение уже неумолимо. И это очень сильно нервирует кокандского хана, ибо тот мужик умный и понимает, что справиться с мощью одного из сильнейших европейских государств не сможет. Потому и позволяет почти в открытую тут шляться английским, турецким и прочим шпионам. Надеется (и не без оснований) на помощь. Как, впрочем, и хивинский хан, и бухарский эмир. Впрочем, насколько я помню, именно бухарский эмир оказался самым мудрым и хитрым: остался при власти, как вассал русского царя. При этом по его приказу зарезали не одного англичанина или русского, как, впрочем, и прочих. Даже основателя Большой Игры тоже зарезали. И вроде как только в двадцатом веке красные свалили эмира, установив советскую власть в Бухаре. Правда, афганский кусок был ими утерян, но большевики умели пожертвовать малым, сохраняя самое главное. Хотя нет: хивинский хан тоже за собой титул оставил.
Хмыкнув, я огляделся. Что-то я задумался малость не о том. Это другой, хоть и схожий мир. И хотя, насколько я могу понять, история идет по тому же пути, что и у нас, но может быть что угодно. А пока – задача-минимум на это путешествие есть доставка в русские руки освобожденных рабов. Потому как почти половина освобожденных – русские. Не скажу, что Россия сейчас земля обетованная, рабов на ней ныне многократно поболе, чем во всех ханствах этих земель, но моим подопечным я малость помогу. Да и дворянки среди них есть, и купчихи. Не говоря уже об одноруком казачине, что командует каюком, идущим в конце. Ну да, под моим мудрым руководством целая флотилия – четыре каюка, но это я повторяюсь, возможно, от волнительного ощущения всевластия. Ага, довлеющего бардака надо мной. Ибо на каюках весело. На них, кроме освобожденных, еще скотина и разный товар, что я конфисковал с битых мною и моими помощницами работорговцев: в основном – ковры и хлопковая ткань. Попробую расторговаться, если получится.
И потому я не тороплюсь, идем медленно и аккуратно. Да и девчонкам, которых я освободил завершающими, особо нервы трепать не буду. И так до конца в себя не пришли большей частью, качественно их людоловы ломали.
Впрочем, сейчас на их челне дервиш, он там главный. Кстати, у Ёркина неплохие лидерские качества, да и у девчонок-мусульманок дервиш немалым уважением пользуется, хаджой его зовут. И остальные девицы тоже: дервиши, оказывается, в Китае довольно частые гости. По крайней мере, в тех местах, где мусульмане проживают, в Восточном Туркестане. Кстати, в Китае уже в этом году должна начаться первая опиумная война, насколько я помню. В тех английских газетах, что я читал, обстановка нагнетается вовсю. Плохие китайцы не позволяют доблестным английским, индийским, американским и прочим контрабандистам травить свой народ наркотой. И потому их, таких плохих, надо прижать к ногтю. Жаль, я туда добраться именно сейчас не могу, вот уж помог бы я китайским коллегам. Ненавижу наркоторговцев не меньше работорговцев. Китайских людоловов тоже сильно не люблю, все китаяночки были отобраны у родных, и хорошо, если те остались живы.
Собственно, мне – как водяному – особо до людских проблем дела быть не должно, так сказать. Но вот есть.
⁂
На третьем каюке однорукий казак ухватился своей единственной хваталкой за грубую пеньковую веревку и свесился с борта, глядя вперед. Хмыкнул, углядев сидящего на корме первого кораблика водяного, бултыхающего ногами в мутной воде.
– Чего фырчишь, Михайла? – Его помощник, немолодой оренбургский крестьянин, Аким Потапов, нежно провел бруском по лезвию топора, выдернул из бороды волос и попробовал острие. Как он и ожидал, волосинка распалась надвое. – Не кипешуй, все уладится.
– Не уверен, Аким. Князь нас точно доведет до русских мест, но вот что будет дальше? Ладно – власти, мы перед ними не виноваты никоим образом, а церква? Что попы скажут? Власти у них хватает, а мы с тобой, не забывай, своими глазами богиню Мару видали, кою уже еле-еле помнят люди. А она есть. И княже водный, вон он. И русалки евоные, вон как ладно скачут. – Казачина ткнул рукой в вылетевшую из воды и со смехом крутанувшую сальто Марину. – Ой потрепят нас, Акимушка, помяни мое слово. Сильно потрепят. С девок-то спроса не будет, баба она и есть баба. Кого родителям, кого замуж, кого в монастырь. А мы – мужики, с нас и спрос другой. Одна надежа, что попы наверх идут от земли в основном. Они порой сами землю пахали, помнят – что и как. Может, у кого в окрестных землях тож водяные баловали.