Воды текут, берега остаются

Необычайное происшествие собрало сегодня мари-турекских марийцев в священной роще на мольбище. Люди стоят на полянке, в тени берез. Слышен тихий, приглушенный говор. Среди народа, опираясь на гладкую, отполированную временем суковатую палку, ходит туда-сюда седой приземистый старик с острой козлиной бородкой — карт[1] Ороспай. Его глаза на бледном лице горят злыми, колючими угольками. Наконец он остановился, оглянулся вокруг и сказал:

— Ну, пора начинать.

— Как велишь, дядя Ороспай, — почтительно склонив голову, проговорил стоявший рядом с ним мужик средних лет Канай Извай.

Карт Ороспай обвел всех взглядом и заговорил, выкрикивая и потрясая своей палкой:

— Братья! Соседи! Что же это такое? Позор на весь марийский край! Этой ночью какой-то супостат срубил священную березу! Мало того, он осквернил всю священную рощу! Он удавил в роще мою кошку!

Карт раздвинул кусты, и все увидели, что на молоденькой зеленой елочке висела в петле задушенная белая кошка.

Со всех сторон послышались возмущенные возгласы:

— И впрямь Белянка Ороспая…

— У кого же это рука поднялась?

— Над нашей верой надсмеялись!

— Над дедовской верой!

"Голоса становились громче, яростнее, возмущение росло; уже по всей роще раздавались проклятья неведомому осквернителю священной рощи.

Старый карт воздел руки к небу и продолжал:

— О великий боже, в чем мы перед тобой виноваты? Или мы не исполняем твоих заветов? Или руки наши нечисты? Или на землю ступили грязными ногами? Или одежды наши белые запачкала грязь? Может быть, среди нас вырос волчонок, которого мы просмотрели? Или чужой человек подбросил змею, которую не видят наши глаза? О великий боже, если мы в чем грешны перед тобой, прости нас, пусти наш грех по ветру, помоги нам и отомсти врагам нашим…

Васли стоял в тени березы рядом с отцом и старшим братом Йываном. Ему было жаль кошку, и он чуть не плакал.

На тропинке, ведущей из деревни в рощу, показался сухопарый мужик с большим белым гусем под мышкой. Мужик шел быстрым шагом, крепко и грубо прижимая гуся. Когда он подошел совсем близко, Васли вдруг сорвался со своего места, подбежал к нему, вцепился в рукав:

— Это мой гусь! Отдай!

Мужик оттолкнул мальчика.

— Отойди!

— Отдай! Отдай, говорю! — в отчаянии повторял мальчик. — Это мой гусь, посмотри, у него крыло зеленой краской мечено! Отдай, отдай!..

Крики мальчика нарушили молитвенное настроение в роще. Карт Ороспай прервал свою речь, повернулся в сторону Васли, пристально посмотрел на него, затем перевел взгляд на односельчан и зло проговорил:

— Чей мальчишка мешает мне разговаривать с богом? Уймите его.

— Дядя, отдай моего Кигока, — просит Васли. — Я его, раненного, выходил…

Мужик толкнул Васли, тот упал, Йыван подбежал, поднял брата, повернулся к мужику и сказал с упреком:

— А еще молиться пришел…

— Распустил вас ваш русский учитель! — сердито оборвал его мужик и, приблизившись к карту, подал ему гуся.

Карт Ороспай взял гуся, погладил белое оперение. Гусь вел себя спокойно, не трепыхался — видать, был совсем ручной.

— По старинному нашему марийскому обычаю, пошлем эту жертвенную птицу разыскивать преступника, надсмеявшегося над нашей верой и осквернившего священную рощу, — торжественно провозгласил Ороспай.

Карт передал гуся Канаю Изваю, своему помощнику, снял белую поярковую[2] шляпу и сказал:

— Брат Извай, приступай к своему делу.

Канай Извай положил гуся на пенек, придерживая его, взмахнул большим, похожим на косарь, ножом, белое оперение птицы покрылось красными пятнами брызнувшей крови. Двое мужиков подхватили еще трепыхавшегося гуся и принялись его ощипывать.

Под черным закопченным котлом разожгли огонь. Вскоре над котлом поднялся пар. Канай Извай окунул полуощипанного гуся в кипяток, вытащил, положил на его спину три блина и бросил гуся в костер. По роще распространился едкий запах паленых перьев и горелого мяса.

Карт Ороспай махнул рукой сверху вниз. Все опустились на колени.

Ороспай начал молиться, и все повторяли за ним слова молитвы:

— Великий боже и великие ангелы! Найдите того супостата, который срубил священную березу и осквернил священную рощу, и ввергните его в ад. Пусть он мучается в аду так же, как мучилась, умирая, принесенная вам эта жертва…

Когда все встали на колени, Васли потихоньку попятился в кусты, вышел на тропинку и со всех ног пустился прочь от рощи.

Пробежав с полверсты, он оглянулся. Над рощей поднимались синие клубы дыма и, помедлив немного, таяли в воздухе.

Васли остановился только на краю деревни возле пруда. Он присел на траву в тени деревьев. С пруда тянуло прохладой, приятно овевая разгоряченное лицо.

Всего какой-нибудь час назад Васли, возвращаясь с поля на обед, останавливался здесь. Кигок плавал посредине пруда. Васли позвал его: «Кигок, Кигок, иди сюда, я тебе поесть дам!»