Однажды утром Урсула и Гудрун Брэнгуэн сидели в эркере у окна родительского дома в Бельдовере, работали и болтали. Урсула вышивала, покрывая — стежок за стежком — яркий узор, Гудрун рисовала, держа картон на коленях. Они часто замолкали, возобновляя разговор только когда кому-то из них хотелось поделиться с другой пришедшей в голову мыслью.
— Урсула, ты действительно не хочешь замуж? — спросила сестру Гудрун.
Урсула отложила рукоделье и подняла голову. Ее лицо было спокойным и сосредоточенным.
— Не знаю, — ответила она. — Все зависит от того, что ты под этим подразумеваешь.
Такой ответ слегка ошарашил Гудрун. Некоторое время она недоуменно смотрела на сестру.
— Мне кажется, — проговорила она не без иронии, — обычно под этим подразумевают вполне определенную вещь. И разве ты не считаешь, что тогда, — тут ее лицо несколько омрачилось, — ты будешь в лучшем положении, чем сейчас.
Тень пробежала по лицу Урсулы.
— Возможно, — ответила она, — хотя не уверена.
Гудрун опять помолчала, ощущая некоторое раздражение. Ей хотелось определенности.
— Значит, ты не думаешь, что каждой женщине нужен опыт замужества? — спросила она.
— По-твоему, замужество — такой уж ценный опыт? — задала встречный вопрос Урсула.
— В каком-то смысле брак — всегда опыт, — уверенно отозвалась Гудрун. — Пусть даже отрицательный.
— Совсем не обязательно, — возразила Урсула. — Скорее уж его конец.
Гудрун застыла на месте, внимательно обдумывая слова сестры.
— Да, тут есть над чем подумать, — сказала она. Разговор исчерпал себя. Гудрун почти сердито взяла в руки ластик и принялась стирать что-то в рисунке. Урсула сосредоточенно вышивала.
— Ты отказалась бы от хорошей партии? — спросила Гудрун.
— Уже от нескольких отказалась, — ответила Урсула.
— Вот как! — Гудрун густо покраснела. — И среди них был кто-нибудь стоящий?
— Был один чудесный человек, доход — тысяча в год. Он мне ужасно нравился, — сказала Урсула.
— Что ты говоришь! И у тебя не возникло искушения?
— Только чисто абстрактное, — ответила Урсула. — Когда доходит до дела, искушения как не бывало — да будь оно, я бы пулей выскочила замуж. Напротив, возникло искушение не выходить!
Лица сестер неожиданно озарились лукавством.
— Разве не удивительно, — воскликнула Гудрун, — что это искушение очень сильное? — Сестры рассмеялись, глядя друг на друга, но в глубине их душ гнездился страх.
Последовало долгое молчание, во время которого Урсула усердно вышивала, а Гудрун работала над рисунком. Сестры были уже взрослыми: Урсуле исполнилось 26, Гудрун — 25, однако у обеих был тот особый девический облик, который присущ современным девушкам — скорее сестрам Артемиды, чем Гебы[1]. Гудрун была наделена исключительной красотой, спокойной, безмятежной: нежная кожа, плавные изгибы тела. На ней было темно-синее шелковое платье, отделанное у шеи и на рукавах синим и зеленым кружевом, и чулки изумрудного цвета. Ее самоуверенный и недоверчивый вид резко контрастировал с обликом сестры, излучающим трепетную надежду. Обыватели, которых пугало исключительное хладнокровие Гудрун, отсутствие всяческой манерности, говорили о ней: модная штучка. Она недавно вернулась из Лондона, где провела несколько лет — училась в художественной школе и вращалась в артистических кругах.
— Я жду появления мужчины в своей жизни, — сказала Гудрун; она прикусила нижнюю губу, состроив при этом странную гримасу — лукавая усмешка с примесью страдания. Урсуле стало не по себе.
— Так ты вернулась в надежде найти его здесь? — рассмеялась она.
— Нет, конечно. Никаких поисков. Я и пальцем не пошевельну, — отрезала Гудрун. — Но если на моем пути встретится некий в высшей степени привлекательный индивидуум, и к тому же хорошо обеспеченный, ну, тогда… — Иронически оборвав фразу, она бросила на Урсулу испытующий взгляд, как бы проверяя ее реакцию. — Тебе не становится скучно? — спросила она сестру. — Неужели ты не замечаешь, что твои планы не претворяются в жизнь? Ничего не осуществляется! Все гибнет в зародыше.
— Что гибнет в зародыше? — спросила Урсула.
— Да все, ты сама, и все вокруг.
Воцарилось молчание, во время которого перед каждой из сестер смутно замаячила ее судьба.
— Это пугает, — согласилась Урсула. — Опять последовала пауза. — И ты надеешься изменить жизнь всего лишь с помощью замужества?
— Похоже, это неизбежный очередной шаг, — ответила Гудрун.
Урсула обдумывала ее слова с горьким чувством. Она вот уже несколько лет работала учительницей в средней школе Уилли-Грин.
— Понимаю, — сказала она. — Если размышлять абстрактно, так может показаться. Но только представь себе, представь любого мужчину из тех, кого ты знаешь, и вообрази, что он будет каждый вечер приходить домой, говорить «привет» и целовать тебя…
Возникла неловкая пауза.
— Да, — проговорила Гудрун сдавленным голосом. — Это невыносимо. Ни с одним мужчиной такого не выдержишь.
— Конечно, есть еще дети… — прибавила с сомнением в голосе Урсула.
Лицо Гудрун ожесточилось.
— Ты действительно хочешь иметь детей, Урсула? — холодно спросила она.
Урсула изумленно и озадаченно взглянула на сестру.
— От этого не уйти, — ответила она.
![Ladie's Night [=Только для женщин]](/storage/book-covers/4f/4f970358d46a7c3da25154d54e1b733bf8876a01.jpg)
