Влиятельные семьи Англии

CHAIM BERMANT

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2021

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2021

Вначале был Леви Барент Коэн, торговец из Амстердама, который поселился в Лондоне в 1770 году. И Коэн плодился и размножался и имел шесть сыновей и шесть дочерей.

И первый сын женился на племяннице Абрахама Голдсмида, друга Нельсона и Питта[1] и знаменитейшего биржевого брокера своего времени. Одна дочь вышла за Натана Майера Ротшильда, основателя английской ветви банкирской династии, другая – за Мозеса Монтефиоре, торговца и биржевого брокера. Сын и дочь стали супругами дочери и сына Мозеса Сэмюэла, банкира и биржевого брокера. Третий сын взял в жены внучку того же Сэмюэла, а четвертый – сестру Мозеса Монтефиоре, чей брат, в свою очередь, женился на сестре Натана Ротшильда.

Так появилась Родня, тесный эксклюзивный союз родственников по крови и деньгам, которые текли в узком кругу, где лишь изредка приоткрывалась брешь и пропускала внутрь кого-нибудь из Беддингтонов, Монтегю, Франклинов, Сассунов или каких-то еще лиц с высоким положением в обществе или богатством, а потом снова накрепко закрывалась.

Старейшие еврейские семьи в Англии – это семьи сефардов, то есть евреев испанского и португальского происхождения, а круг Родни в основном составляли ашкеназы, то есть евреи голландского и немецкого происхождения. Все они прибыли в Англию сравнительно недавно, и потому сефарды смотрели на них с долей пренебрежения.

Гонения на евреев в Восточной и Центральной Европе заставили их перебираться на запад, но ни Коэны, ни Голдсмиды, ни Ротшильды, ни Монтефиоре не были жертвами издевательств и голода. Им неплохо жилось и в Европе, в Англии они рассчитывали устроиться еще лучше и свою будущую родину выбрали удачно.

Англия второй половины XVIII века вызывала зависть всей Европы. Просвещение и терпимость, с призывами к которым выступал Локк почти столетием раньше, стали руководящим принципом правительства. В стране была стабильность, и хотя на чужаков там всегда смотрели с некоторым подозрением, но даже чужаки из евреев имели возможность преуспевать без притеснений. К тому же Англия предоставляла такие возможности для инициативных и предприимчивых людей, каких не было больше нигде в Европе. Она одерживала триумфальные победы в войнах на море и на суше. Она открыла новые миры для коммерции в обеих Америках, Вест-Индии и на Востоке. Постоянные перемещения крупных армий и мощных флотов открывали широкие перспективы для коммерсантов, особенно там, где, как у евреев, у них были международные связи. В долинах Йоркшира и Ланкашира начинали зарождаться первые предвестники промышленной революции. Войны велись где-то далеко, на чужих берегах. Дома же царил мир и покой. Англия еще не превратилась в страну, открытую для всех талантов, но предпринимательские дарования в ней приветствовались, и Родня богатела и множилась.

Первое поколение Родни довольствовалось материальным успехом, второе же захотело большего. Они гордились именем англичан, но при этом их не допускали практически ни в одну уважаемую английскую структуру. Как евреи, они не могли ни получить лицензию на занятие адвокатской деятельностью, ни поступить в старинные университеты и, таким образом, буквально не допускались ко многим профессиям. Не могли быть членами муниципальных органов и парламента и, таким образом, отстранялись от государственной и гражданской службы. Есть сомнения, что они могли владеть землей. Все это не означало, что они были изгоями в обществе. Они принимали у себя вельмож, и их принимали при дворе, но то, что они считались гражданами второго сорта, сильнее, чем что-либо иное, усугубляло их унижение. И они сплотились в упорной борьбе за то, чтобы снять с себя эти ограничения. К 1830-м годам уже были евреи-юристы. В 1855 году появился первый еврей – лорд-мэр Лондона, в 1858-м – еврей – член парламента, а в 1886 году – еврей-пэр.

Почти во всех странах Европы была своя доля Hof Ju-den – придворных евреев, блиставших во главе своей общины, не будучи ее частью и, более того, часто глядя на нее с надменным презрением. Родня не была совершенно лишена этого элемента, но в целом ее члены всерьез воспринимали свой долг перед религией и единоверцами. Они добровольно регулировали вопросы оказания помощи бедным, а позднее создали Еврейский попечительский совет, чтобы кормить голодных и одевать неимущих, дабы ни одному еврею не приходилось просить милостыню. Они открывали и материально обеспечивали еврейские школы. Строили синагоги и поддерживали авторитет священнослужителей. Защищали веру и верующих.

Ими двигало и великодушие, и своекорыстие, ибо неевреям все евреи казались на одно лицо, и в конечном счете их положение и судьба были неотделимы от положения и судьбы еврейских масс.

Но в первую очередь таким образом они отзывались на совместное влияние двух традиций: еврейской, говорившей, что обеспеченный человек должен давать, и английской, говорившей, что человек высокого положения должен служить, и они возглавили свою общину так же естественно, как дворяне рыцарского звания могли возглавлять ее в своих графствах. (Евреи рыцарского звания, наделенные необычайным чувством ответственности, часто бывали главами своих общин и в графствах, и в еврейской среде.)