Эль-Саузал
Штат Баха (Нижняя) Калифорния
Мексика
1997
Младенец лежал мертвый в объятиях матери.
Артур Келлер сразу понял по тому, как лежали тела: мать сверху, младенец под ней, — что она пыталась прикрыть свое дитя. Наверняка она понимала: ее мягкое тело не преграда для пуль из автоматов, да еще с такого расстояния, но действовала, видимо, инстинктивно. Мать всегда загораживает ребенка от боли своим телом. И она бросилась, перевернулась, когда пули настигли ее. И упала на сына.
Но неужели она и вправду думала, что сумеет спасти ребенка? Может, и нет, подумал Арт. Может, просто не хотела, чтобы ребенок видел смерть, пламенем вырывающуюся из дула винтовки. Может, хотела, чтобы последним ощущением ребенка в этом мире было тепло ее груди, тепло любви.
Арт — католик. В свои сорок семь он видел немало мадонн. Но ни одной похожей на эту.
— Cuernos de chivo, — слышит он слова.
Сказанные тихо, почти шепотом.
— Cuernos de chivo.
Рога Козла — прозвище автомата «АК-47».
Арт уже и сам увидел: сотни гильз 7.62 калибра валяются на цементном полу патио, а также гильзы от ружей 12-го калибра и, кажется, 5.56-калибровых тоже. А эти от «АР-15». Но в основном тут гильзы от «cuernos de chivo», любимого оружия мексиканских narcotraficantes [1].
Девятнадцать трупов. Еще девятнадцать жертв в Войне против Наркотиков, думает Арт.
За время своей четырнадцатилетней войны с Аданом Баррерой он привык смотреть на трупы — сколько он их уже навидался. Но не девятнадцать. Не трупы женщин, детей, младенцев. Только не это.
Десять мужчин, три женщины, шестеро детей.
Их выстроили у стенки патио и расстреляли.
Разнесли на куски, думает Арт, скорее так. Разнесли на куски ливнем пуль. Какое-то неправдоподобное количество крови. Лужа размером с большую машину, подернутая подсохшей черной пленкой в дюйм толщиной. Кровь забрызгала стены, блестит черно-красными каплями на траве аккуратно подстриженной лужайки. И оттого стебли травы кажутся ему крохотными окровавленными кинжалами.
Наверное, они отбивались, поняв, что произойдет. Сорванные с постелей посреди ночи, вытащенные в патио, выстроенные у стенки, все же кто-то из них затеял драку, вон мебель перевернута. Тяжелая, кованого железа мебель. Осколки стекла блестят на цементном полу.
Арт опускает глаза и видит... Боже, да это кукла — на него уставились карие стеклянные глаза. Кукла и маленькая симпатичная зверушка, пегий пони из пластика, — лежат в крови у стены казни.
Дети, думает Арт. Вырванные из сна, они схватили свои игрушки и прижимали к себе особенно крепко, когда в них начали палить из автоматов.
Вдруг не к месту выплыла картинка: мягкий слоненок, игрушка из его детства, с ней Арт всегда спал. Вместо одного глаза у слоненка была пуговица. Заляпанный рвотой, мочой, всякими-разными детскими миазмами, пахнущий этим всем. Мать отобрала слоника, пока он спал, и заменила его новым — с двумя глазами и приятным запахом; проснувшись, Арт поблагодарил, а потом раскопал старого в мусорной корзине и опять взял себе.
Арт Келлер слышит, как раскалывается на куски его сердце.
Он быстро переводит взгляд на тела взрослых.
Кто-то в дорогих шелковых пижамах и пеньюарах, кто-то в майках. Двое, мужчина и женщина, обнажены, — словно пули разорвали их сонное объятие после жаркой любви. То, что прежде было любовью, думает Арт, теперь превратилось в непристойность.
Один труп лежит у противоположной стены. Старик, глава семьи. Возможно, его застрелили последним. Заставили смотреть, как убивают всю его семью, а потом расстреляли и его. Это милосердие? — размышляет Арт. Может, так проявилось какое-то извращенное милосердие? Но тут он видит руки старика. Ему выдрали ногти, потом отрубили пальцы. Рот у него еще распахнут в замершем крике, и Арт видит: пальцы прилипли к языку.
Что означает, убийцы считали: кто-то в его семье был dedo. Палец означает — доносчик.
И на эту мысль навел их я.
Боже, прости меня!
Арт оглядывает расстрелянных, пока не находит того, кого искал.
А когда находит, ему сводит желудок, и приходится бороться с подступающей тошнотой: с лица молодого парня кожа ободрана, как шкурка с банана, лоскуты плоти непристойно свисают с шеи. Арт надеется, что они сделали это после того, как убили его. Но про себя знает правду.
Нижняя часть черепа парня разворочена. Ему выстрелили в рот. Предателям стреляют в затылок, доносчикам — в рот. Они думали, что доносчик — это он.
Да ведь ты и хотел, чтобы они так думали, говорит себе Арт. Посмотри правде в глаза: все получилось так, как ты замышлял.
Однако такого я не предвидел. Даже представить не мог, что они вытворят такое.
— Но тут должны же быть слуги, — говорит Арт, — работники.
Полиция уже обыскала дома прислуги.
— Ушли, — говорит кто-то из копов.
Исчезли. Растворились в воздухе.
Арт заставляет себя вновь посмотреть на трупы.
Моя вина, думает он. Я навлек смерть на этих людей. Я сожалею. Очень, очень сожалею. Наклонясь над матерью и ребенком, Арт творит над ними крест и шепчет: «In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti» [2].
— El poder del perro, — слышит он шепот копа-мексиканца.
Власть пса.
