Я выкопаю илу.
Ничего другого ему просто в голову не пришло. Так что прошлой ночью Джозеф поехал за город и собрал кучу больших булыжников и обломков лавы. По его прикидкам этого вполне должно было хватить. Все утро Джозеф подбирал банановые стебли и ветки акации коа на ферме, расположенной в окрестностях Вайяхоул, пока не заполнил кузов своего пикапа по самый верх, насколько смог. А тут еще пришлось отвечать на вопросы любопытного фермера. Да, он собирался зажарить свинину калуа, но нет, это недпялуау, гавайского праздника. Нет, он вовсе не устраивал пикник для семьи и друзей. Просто подвернулась стоящая работенка.
Пришлось сделать большой крюк, мимо пляжей Кахуку и Вайали, Сансет-Бич и Банзай-Пайплайн, наводненных вызывающе эффектными серфингистами. Покрытые красивым загаром тела безупречных римских статуй, длинные волосы завиваются колечками от долгих часов на солнце и в соленой воде. Серферов окружали ладно скроенные юные девицы, чьи прелести едва прикрывали крохотные лоскутки бикини.
Джозеф часто думал о том, каково это — покорять большие волны на Северном побережье. Что чувствуешь, когда океан вздымается и постепенно нарастает под тобой, пока не встанет на дыбы, не вознесет тебя наверх, на высоту трехэтажного здания, бушуя и устремляясь к небу с первобытной силой. Каково это, когда вода начинает вытягиваться над тобой, отрезая от солнца и неба, обволакивая бурлящей воронкой плотной пены. Джозеф так ясно представлял себе, как внутри водного туннеля нарастает давление, пока внезапно волна не начинает падать, напоминая рушащееся здание; как воздух от избытка давления вдруг разрывается с грохотом, сравнимым с оглушительным пушечным выстрелом, выталкивая серфингиста из прохода в потоке соленых мелких брызг со скоростью восемьдесят километров в час. Ему говорили, что в такие минуты получаешь невероятное удовольствие. Не сравнится даже с сексом, покруче любого наркотика. Впрочем, он так ни разу и не попробовал. Пусть уж лучше безголовые парни из Бразилии или обожающие покрасоваться калифорнийские пижоны развлекаются, рискуя оставить размозженные черепа на кораллах, коварно поджидающих внизу, под волнами.
Джозефу становилось не по себе, когда он погружался в воду. Он не занимался серфингом. Ненавидел плавание. Его было не затащить даже в лодку. Всякий раз, когда Джозеф оказывался в воде или переставал ощущать под ногами твердую землю, волоски на шее тотчас же вставали дыбом. То был страх оказаться очередным звеном пищевой цепочки. Патологическая боязнь акул.
Тем не менее пляж ему нравился. Он любил поваляться на песке, потягивая пиво и разглядывая девушек. Джозефу доставляло удовольствие наблюдать, как загар еще сильнее цепляется к его и так уже бронзовому телу. Пляж казался просто великолепным до той минуты, пока не надо было входить в воду.
Джозеф остановился в Халейва, чтобы заправить машину и перекусить, прежде чем ехать дальше. Потом снова отправился в путь. По обе стороны дороги тянулись заброшенные сельские окрестности, поросшие чахлой травой и зарослями дикого сахарного тростника. Время от времени на глаза попадались покосившиеся от старости строения и разрушенные фермерские усадьбы.
Почти вся эта земля принадлежала компании «Доул фуд» или какой-нибудь другой агрофирме. Их наймиты как зеницу ока берегли хозяйские ананасовые плантации, возведя ворота и объезжая ухабистые сельские дороги на пикапах. Впрочем, Джозеф не боялся, что попадется им на глаза. Он знал, как незаметно проникнуть в нужное место.
Парень свернул с асфальтового шоссе и съехал на грунтовую дорогу — тотчас же за грузовиком взметнулись пыльные клубы краснозема наподобие огненного хвоста ракеты. Еще несколько километров Джозеф трясся по изрытой колеями дороге, ведущей, казалось, в никуда, а потом резко затормозил. На мгновение пикап скрылся в плотном облаке взметнувшейся во все стороны пыли.
Джозеф дождался, пока пыль осядет, и только потом сдал назад по изрезанной глубокими рытвинами тропинке, проходящей через густые заросли тростника рядом с заброшенным сахарным заводом. Он ехал медленно, стараясь не повредить рессоры грузовика; в кузове с глухим звуком ударялись и перекатывались по днищу булыжники и приготовленные для растопки дрова.
От главного строения и здания дробилки почти ничего не осталось. Руины, словно пришедшие из другой жизни, напоминали о временах процветания компании по производству сахара «СН» и ее владельце Клаусе Спрекелсе, а также о сахарном буме, когда сотни японцев и филиппинцев, облаченных в добротную одежду, хорошо защищавшую их тела от порезов, рубили на полях тростник. Тот сахарный тростник, который после переработки придавал необычайную сладость горькому кофе, тортам и печенью кителей материка. Дела на острове процветали, пока компания не подыскала менее дорогостоящее место, чтобы выращивать тростник и производить сахар. Эти же места превратились в дикую пустошь, острый тростник рос где придется, ощетинившись зелеными, напоминающими лезвия стеблями, слегка подрагивающими от легкого дуновения ветерка.
Джозеф поднял стекла в салоне: ему вовсе не улыбалось случайно порезаться об одно из этих «лезвий».
