Аркадий Стругацкий
Венера. Архаизмы
Юра стоял рядом с Жилиным, глядел на Памятник Первым, и ему казалось, что он прокрался в фильм о завоевании Венеры. Ему даже было немного не по себе, словно он был самозванцем и не имел никакого права находиться вблизи людей, которые первыми здесь высадились, перед грубо обтесанной базальтовой глыбой, на которой застыли обломки легендарного танка, погибшего в атомном взрыве, под низким небом, по которому неслись вечные багровые тучи. Такое чувство испытывает, наверное, мальчишка, наткнувшийся где-нибудь в роще под Брянском на забытую ржавую пушку, вросшую лафетом в землю. Сразу же начинает работать воображение, и перед глазами мелькают в бутафорском дыму мужественные профили из кинофильмов.
Они стояли так посередине широкой квадратной площади довольно долго, глядя на надпись, вырубленную в базальте. По площади мела стремительная, легкая, как дым, поземка, красные отсветы лежали на низких куполах зданий, слабо, но настойчиво отдавалась в ногах далекая дрожь Голконды.
Первым зашевелился генеральный инспектор. Он поднял руку, стряхнул с плеча черно-серый пепел и на негнущихся ногах направился к ракетомобилю. У ракетомобиля он остановился, откинул дверцу, но не полез в кабину, а обернулся и удивленно-обиженно позвал:
— Ну что же ты… э-э… Иван?
Жилин торопливо сжал Юрину руку выше локтя, кивнул ему за прозрачной стенкой шлема и побежал к Юрковскому. Юрковский сухо сообщил:
— Алексей… э-э… Мы поехали.
— Поезжайте, — сказал Быков. — Жилин!
— Слушаю вас, Алексей Петрович.
— Помните… — Тут Быков повернул голову, и Юра увидел на его лице безрадостную усмешку. — Помните, что вы сопровождаете генерального инспектора.
— Я бы попросил, Алексей, — сказал Юрковский.
Он кашлянул и головой вперед полез в ракетомобиль. Жилин влез вслед за ним и захлопнул дверцу. Из-под машины взлетело облачко черной пыли. Блеснул язык голубого пламени. Узкий, остроносый, как торпеда, ракетомобиль подпрыгнул, развернул короткие чешуйчатые крылья, ринулся через багровое небо к куполам на другом конце площади и исчез. Ай да Жилин!
— Пойдем, Михаил, — негромко сказал Быков.
Он стоял за спиной Михаила Антоновича и смотрел, как под прозрачным колпаком спецкостюма мелко трясется лысая голова старого штурмана.
— Пойдем, — повторил Быков.
— Сейчас, Алешенька, — сдавленно пробормотал Михаил Антонович. — Одну минуточку еще…
Он постоял перед Памятником еще немного, затем всхлипнул, повернулся и побрел, загребая башмаками, к вездеходу. Водитель почтительно соскочил навстречу и придержал люк.
— Пойдемте, стажер, — сказал Быков.
Комендант города Порт-Голконда выделил им великолепный пятиосный вездеход и прикомандировал водителя. Даже Юре было известно, что это неслыханная честь — на венерианских базах постоянно не хватало транспортных средств, людей и многого другого. Но Быкову эта честь была оказана то ли потому, что капитан «Тахмасиба» был старинным другом генерального инспектора МУКСа, то ли потому, что Быков был капитаном «Тахмасиба».
— Сядете рядом с водителем, — приказал Быков.
Он с кряхтеньем полез на заднее сидение к Михаилу Антоновичу. Юра прыгнул за ним, водитель положил пальцы на пульт управления и, полуобернувшись, вопросительно поглядел на Быкова.
— Шоссе номер три, — сказал Быков. — На северо-запад. Знаете?
— Знаю, Алексей Петрович, — ответил водитель. — Берег Ермакова?
— Да. Берег Ермакова.
Водитель нажал на клавиши. Вездеход мягко, без толчков тронулся, пересек площадь, свернул в широкий проезд между низкими плоскими зданиями и выкатился на стеклянное шоссе. Открылась ровная, как стол, черная пустыня. Далеко впереди, у горизонта, она скрывалась в тусклом лиловом мареве, пронизанном смутными вспышками. Первые километры проехали в молчании. Юра сосредоточенно глядел на отсвечивающую красным блеском прямую ленту шоссе, бегущую под колеса вездехода. Затем водитель задумчиво спросил:
— А не познакомиться ли нам?
Юра с любопытством поглядел на него. Водителю было тоже не больше двадцати лет, у него было смуглое живое некрасивое лицо, и не знакомиться у Юры не было никаких оснований.
— Меня зовут Юрий, — сказал Юра. — Бородин.
— Меня зовут Василий, — сказал водитель. — Горчаков. Сын Иванович.
— Рабочий? — деловито спросил Юра.
— Рабочий. Сервомеханик.
— А я — сварщик, — сообщил Юра.
Водитель изумленно поглядел на него.
— Как сварщик? Вы же стажер.
— Это я как бы стажер, — доверительно сказал Юра. — На самом деле я сварщик. Вы давно здесь?
— На Венере? Скоро два месяца. Мне скоро сменяться.
Что-то широкое и темное соскользнуло с низкого красного неба, пересекло дорогу и скрылось в пустыне. Юра привстал.
— Что это? — взволнованно спросил он. — Живность какая-нибудь?
Василий помолчал, включил яркую фару и ответил:
— Не знаю. Возможно, действительно живность. С болота залетает тут всякое. На болоте этих тварей черным-черно, как черна ворона.
— Птицы?
— Почему именно птицы? Я же говорю — никто не знает. Да нужды нет, и так обходимся.
Юра презрительно сказал:
— А надо бы знать.
— Мы здесь не для этого, — веско сказал Вася. — Мы здесь для того, чтобы работать.
Юра огорченно пожал плечами. Его всегда огорчали нелюбопытные люди и люди без фантазии. Не интересоваться такими предметами, как живность на иной планете, представлялось ему признаком духовного убожества. Василий Горчаков сын Иванович, словно оправдываясь, пояснил:
