Вечность мига: роман двухсот авторов

Вечность мига: роман двухсот авторов

Авторы:

Жанр: Современная проза

Циклы: не входит в цикл

Формат: Полный

Всего в книге 58 страниц. Год издания книги - 2012.

Переписанные тексты, вымышленные истории, истории вымыслов. Реальные и выдуманные персонажи не отличаются по художественной достоверности.

Читать онлайн Вечность мига: роман двухсот авторов


Иван Зорин

«Вечность мига: роман двухсот авторов»

Посвящается Лизе

ThankYou.ru: Иван Зорин «Вечность мига: роман двухсот авторов»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

ПРЕДИСЛОВИЕ

Один библиотекарь конспектировал книги на маленьких листочках, которые собирал в коробку. «Так их удобнее взять», — объяснял он свою карманную библиотеку.

Один писатель предпочитал длинному повествованию множество коротких. Он составлял антологии, принюхиваясь к минувшим эпохам, как гончая, находя оставленные ими следы. «Так их удобнее взять», — сшивал он лоскутья из оригинальных и апокрифических сочинений.

Эта книга соткана из фрагментов литературных произведений. В ней нашли приют шутки, притчи и рассказы размером «с ладонь».

Так их удобнее взять.

НЕОСТОРОЖНАЯ МЫСЛЬ

«Плоть не даёт сосредоточиться, тело мешает думать!» — учил один дервиш, изнурявший себя бесчисленными постами. Когда эти слова дошли до халифа — да продлит Аллах его годы! — он приказал отрубить дервишу руки и ноги, отрезать уши и язык, подвесив в мешке на дереве. «Какой глупый! — воскликнул халиф, когда дервиш умер. — Его освободили от всего лишнего, а он так ничего и не придумал».


Аль-Дживаз. «Ахбар ас-сифла[1]» (889)

ДЕЛО СЛУЧАЯ

Один палач вошёл в темницу к юноше, которого приговорили к казни.

— Ты боролся с тиранией, которой я служу, — обратился он к нему. — Но и мне ведома справедливость, поэтому я отпущу тебя.

— Где бы я ни находился, — возразил юноша, — меня всюду схватят слуги раджи.

— Тогда, — предложил палач, — давай поменяемся платьем, и уйду я, а ты займёшь моё место — в тюрьме тебя не будут искать.

С тех пор палач устраивает заговоры, а юноша рубит заговорщикам головы.


Сатиочандра Датта. «Бенгальские пураны» (1687)

РАННИЕ НАКЛОННОСТИ

Огромный лохматый пёс угрожающе рычал и, казалось, собирался хвостом выбить глаз.

— Не бойся, он не укусит, — успокоил мальчишку рыжий ирландец, берясь двумя пальцами за ошейник.

Ребёнок достал пистолет.

— Не бойся, он не заряжен, — мрачно ухмыльнулся он, целя ирландцу в лоб.

Мальчика звали Аль Капоне.


Джоан Скетч. «Глаза над дверью» (2001)

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ЗА НАМИ

— Один увидел во сне, как перерезает чужое горло, а проснулся с больным своим.

— Это что! У одного во сне заболело горло, а проснулся — со своим перерезанным!

Записки психиатра


— Что делать, если после еды — в животе танцы?

— Прописываю вам танец живота.

— Смотреть? Или серьёзно хотите моей смерти? Может, тогда сразу танец на животе?

— На чужом — пожалуйста! А ваш слишком большой. Кстати, попробуйте от живота — танцы.

Записки диетолога


— Мир по Сотворении был прекрасен, но Бог проиграл его в кости дьяволу.

— Слышал другое. «Я создал небо и землю, море и ветер, бегемота и цаплю, — ставя на кон Своё творение, швырнул камни Бог. А когда выпало мало, добавил: — И над миром поставил людей». Дьявол пригляделся: «Боже, что они с ним сделали!»

И отказался от выигрыша.

Записки богослова


Ардалион Куц. «По записным книжкам» (1920)

ЛИКИ ПРОГРЕССА

Он выпрыгнул из прошлого, как чёртик.

— Я — современник Карла Великого и Гаруна аль-Рашида, — поправил он на поясе рог трубадура. — А ты — овечки Долли и полутора десятка рок-звёзд. Не находишь, что мы похожи?

Я пожал плечами.

— Как и все в мою эпоху, я верил в Творца, ты тоже, как и все, веришь в Большой Взрыв. Правда, мы философствовали всерьёз, вы — «как бы». — Он заправил в штаны льняную рубаху. — Мы голодали в недород, жили по звёздам и умирали в срок, вы строите жизнь по рецептам врачей и диетами продлеваете старость. — Я замахал руками, но он остановил меня, приложив палец к губам. — А разве мы не сверяли время с палестинской Легендой, как вы — с мифами СМИ? И разве нас не согревала мечта о Царствии Небесном, как вас — иллюзия земного потребления?

Он насмешливо скривился.

— Из Библии каждый у нас знал устройство мира, вы же испытываете ужас от одиночества в огромной, бездушной Вселенной и, чтобы не сойти с ума, не думаете о ней, привыкнув жить в незнании…

Переводя дыхание, он поскрёб лоб грязным ногтем.

— Мы следили за папскими буллами, вы — за биржевыми прогнозами, для нас последней инстанцией был Бог, для вас — международный трибунал…

— Можешь добавить, — вставил я, ослабляя галстук, — что вы не сомневались в священной особе короля, а мы избираем президентов, над которыми смеёмся, и аплодируем политикам, которым не доверяем.

— Вот именно, и на кой чёрт такой прогресс?

Он показал язык.

— А вот за этим! — достал я пистолет и застрелил его.


Эрик Клише. «Социологический опрос в раннем Средневековье» (2000)

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ИСТОРИИ

При багдадском дворе прославился один мутазилит.

— Что можешь ты знать об Аллахе, если не знаешь, как вывести перхоть со своей головы? — задавал он всем один и тот же вопрос.

— Об Аллахе нам известно от Пророка, — возражали ему. — О Пророке же толкуют хадисы, предания предков.

Тогда мутазилит рассказывал такую историю.

— На состязание мудрецов в Нишапуре султан Курдистана послал своего раба-суфия, мужа большого ума. Тот разгадал все предлагавшиеся загадки и в свою очередь задал свою: «Что общего у статуй с прокажёнными?» А когда его соперники смутились, ответил: «У тех и других со временем проваливаются носы». Его остроумие оценили по достоинству, присудив победу, и, пока он возвращался в Курдистан, впереди него неслись слухи. Говорили, что он всегда держит нос по ветру, может провалиться сквозь землю, так что наружу будет торчать только нос, или на сорок дней и ночей застыть неподвижно, как статуя. Передавали также, что в награду он получил столько золота, что позавидовавшие ему джинны превратили перевозивших золото верблюдов в каменные изваяния.


С этой книгой читают
Время быть смелым
Автор: Катя Райт

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Несерьёзные размышления физика

Книга составлена из отдельных небольших рассказов. Они не связаны между собой ни по времени, ни по содержанию. Это встречи с разными людьми, смешные и не очень эпизоды жизни, это размышления и выводы… Но именно за этими зарисовками обрисовывается и портрет автора, и те мелочи, которые сопровождают любого человека всю его жизнь. Просто Борис Криппа попытался подойти к ним философски и с долей юмора, которого порой так не хватает нам в повседневной жизни…


Зуд

С тех пор, как в семью Вадима Тосабелы вошёл посторонний мужчина, вся его прежняя жизнь — под угрозой. Сможет ли он остаться собой в новой ситуации?..


Командировка

Герои коротеньких рассказов обитают повсеместно, образ жизни ведут обыкновенный, размножаются и в неволе. Для них каждое утро призывно звонит будильник. Они, распихивая конкурентов, карабкаются по той самой лестнице, жаждут премий и разом спускают всё на придуманных для них распродажах. Вечером — зависают в пробках, дома — жуют котлеты, а иногда мчатся в командировку, не подозревая, что из неё не всегда возможно вернуться.


8848

Вылетевший как пробка и вновь пристроившийся на работу охранник. Девица, путающаяся в мужчинах, но не в шубках. Парочка толстосумов, мечтающих попасть на завтрак к крокодилу. Пёс, по долгу службы присматривающий за горсточкой нерадивых альпинистов. Все они герои нового сборника рассказов, юмористических и не только.


Что произошло 22 июня 1941 года?
Жанр: История

Откройте эту книгу и прочтите несколько страниц — и вы поймете, что держите в руках не «альтернативную» историю Второй мировой войны, не очередную фантазию на тему «а если бы…». Перед вами — книга о том, почему на самом деле произошла всемирная катастрофа 1939–1945 годов, кто в действительности ее задумал и развязал, почему события той Великой войны развивались именно так, а не иначе. Эта книга даст ответы на большинство трудных вопросов по истории Второй мировой — и, самое главное, на ее страницах вы найдете окончательный ответ на самый мучительный для всех нас, жителей бывшего Советского Союза, вопрос: «Почему все же Гитлер напал на СССР?»История повторяется, и события прошлого оказываются весьма поучительными для сегодняшней России.


Чехов-журналист

Монография знакомит с журнально-публицистической деятельностью великого русского писателя с начала 80-х до середины 90-х годов. Книга состоит из двух частей: в первой - рассматривается сотрудничество в юмористической прессе 80-х годов, участие в газетах, анализируются путевые очерки 'Из Сибири' и книга 'Остров Сахалин', во второй - особенности чеховского газетного рассказа и роль писателя в становлении этого жанра в ежедневной прессе последней трети XIX в.


Осколки чужой жизни

Моя привычная, счастливая жизнь лопнула, когда мне было 10. Но жалеть меня не надо, потому что привычная, упорядоченная, правильная жизнь лопнула у всех, потому что... Потому что началась война. Жестокая и беспощадная. Никто не верил, никто не ожидал, что в мирной, успешной стране разгорится бойня. По-другому, и не скажешь... Брат пошёл на брата, сын на отца, а отец на сына.


Инопланетянка

Я — Дарина Вольн. Девушка точно не от мира сего и абсолютно домашняя, без вредных привычек. Была! Пока жизнь меня не поменяла… Хотя, возможно, к лучшему… Я странная. Действительно странная. Много вы видели девушек, носящих с собой набор отверток и свёрл? А самостоятельно собрать робота? А написать программы к нему? А написать программу иллюзии и внедрить её в чей-то мозг? Эх, моя работа — это, наверное, единственное с чем у меня полный порядок и полное взаимопонимание. С остальным — увы!


Другие книги автора
В социальных сетях

Социальные сети опутали нас, как настоящие. В реальности рядом с вами – близкие и любимые люди, но в кого они превращаются, стоит им войти в Интернет под вымышленным псевдонимом? Готовы ли вы узнать об этом? Роман Ивана Зорина исследует вечные вопросы человеческого доверия и близости на острейшем материале эпохи.


Снова в СССР

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Исповедь на тему времени

Переписанные тексты, вымышленные истории, истории вымыслов. Реальные и выдуманные персонажи не отличаются по художественной достоверности.На обложке: Иероним Босх, Св. Иоанн Креститель в пустыне.


Аватара клоуна

«Зорин – последний энциклопедист, забредший в наше утилитарное время. Если Борхес – постскриптум к мировой литературе, то Зорин – постпостскриптум к ней».(Александр Шапиро, критик. Израиль)«Иван Зорин дает в рассказе сплав нескольких реальностей сразу. У него на равных правах с самым ясным и прямым описанием „естественной жизни“ тончайшим, ювелирным приемом вплетена реальность ярая, художнически-страстная, властная, где всё по-русски преизбыточно – сверх меры. Реальность его рассказов всегда выпадает за „раму“ всего обыденного, погруженная в особый „кристаллический“ раствор смелого художественного вымысла.