(Железная дорога «Тобольск-Новый Уренгой»)
Поезд стоял в Тобольске долго, больше двадцати минут, но Зимин все равно чуть не опоздал на посадку. На подъезде к вокзалу такси закрутило на скользкой дороге, водитель коротко и хрипло вскрикнул, выкручивая руль — машину юзом повело на фонарный столб. Зимин будто оцепенел и тупо смотрел, как приближается темная полоса, готовая вмяться в бок автомобилю, и пассажира вмять, и… Таксист в последний момент чудом вырулил. Тормоза взвизгнули, и машина со скрежетом припечаталась к высокому бордюру.
— Черт. Вот черт, — Зимин задрал рукав пальто и уставился на часы. Пытался убедить себя, что волнуется, опаздывая на поезд, а не из-за того, что перед глазами у него до сих пор маячил приближающийся столб. — Ехать дальше сможем?
Водитель хлопнул ладонями по рулю и сочно выругался. Потом вытянул из кармана телефон и стал неуклюже тыкать в него. Толстые волосатые пальцы ходили ходуном.
— Понятно. — Зимин вытащил кошелек, бросил на приборную панель двести рублей и полез наружу. Хорошо, хоть багажа нет — сумка с ноутбуком и сменой белья не в счет. Побежал к вокзалу по пустому утреннему тротуару.
Проводница последнего вагона еще не успела махнуть флажком, когда он подлетел и, задыхаясь, хватая морозный воздух раскрытым ртом, стал вытаскивать смятый билет.
— Да потом покажете, запрыгивайте!..
Еще полчаса он шел до своего вагона почти через весь поезд, то и дело останавливаясь в тамбурах и прикладывая ладонь к груди. Сердце все никак не унималось, колотилось, рвалось наружу. Успел-успел! Или нет? Спасся-спасся! Выжил-выжил!
— Выжил, — пробормотал Зимин и хрустнул пальцами. Прижался лбом к грязному холодному стеклу. За окном бежала заснеженная темная равнина в желтых пятнах редких фонарей. Посветлеет часа через три, не раньше… Сердце снова екнуло и затрепыхалось. — Ладно-ладно, — успокаивающе пробормотал Зимин. — Сделаю доброе дело. Помогу кому-нибудь. За чай заплачу вдвое. Завалюсь спать до вечера. Буду тих и приличен. Идет?
В купе оказался всего один сосед, уже проснувшийся. Сидел около столика и со звоном мешал бледный чай в стакане. Близоруко щурился, глядя, как новый попутчик устраивает сумку под сиденье и стягивает пальто. Потом потянул ладонь для пожатия:
— Илья.
— Зимин.
— Так официально?
— Привык, — Зимин пожал плечами. — Меня и пациенты все так зовут…
— Вы врач?
— Не совсем. Головопатолог.
Обычно на такое представление реагировали смехом. Или хотя бы вежливой улыбкой.
Илья же нахмурился и серьезно кивнул. Снова наклонился к чаю, нахохлившийся, как больная ворона.
Вернулся к разговору он ближе к полудню.
— Психиатр, значит? — спросил, будто не было между фразами ста километров пути, позднего рассвета и маленькой станции с гордым названием Юность Комсомольская.
— Психотерапевт, — поправил Зимин и выглянул из-за края газеты.
— Должно быть, в поездках тишину любите? Достали вас разговорами?
— Ну, почему же. Интересная беседа всегда лучше молчания. К тому же, — он поежился. Из приоткрытой двери тянуло сквозняком. Вагон был старый, и через деревянные потрескавшиеся рамы просачивалась декабрьская стынь, — я люблю слушать. Иначе давно ушел бы из профессии.
«Ты обещал помочь кому-нибудь», — екнуло в груди.
«Да, помню», — досадливо поморщился Зимин.
— С чужими иногда проще разговаривать, чем со своими. Мне вот совсем не с кем поделиться было, — Илья криво улыбнулся. — Но я это потом понял. Дорога немного проясняет голову. Я ведь сначала обрадовался, что еду один…
— Издалека?
— От самой Москвы. А потом расстроился. Думал, что получится поболтать. Ну, в Нижнем села парочка — хотя они друг другом были заняты, знаете, глубоко так, на все сто процентов от остального мира — и я не стал их беспокоить. В Екатеринбурге сошли. Потом к проводникам зашел… но они уже выпивали, да и вообще, что они поймут? А теперь вот вы.
— Теперь я.
— Хотите грустную историю послушать? Под пиво?
— Лучше под обед. Есть тут вагон-ресторан?
Заказанный из ресторана обед был невкусный: гарнир пресный, недосоленный, мясо жесткое. С другой стороны, горячее лучше сухомятки.
— Итак? — Зимин отложил вилку в сторону, сложил ладони домиком и осторожно оперся на них подбородком. — Я слушаю.
— Жена мне изменяет. — Илья покачал перед лицом сплетенными в замок пальцами. Костяшки побелели. Суставы хрустнули в такт стуку колес. — Я точно знаю. Каждую неделю бегала к нему на свидание. А потоми вовсе сбежала. Теперь возвращать ее еду. И думаю — может, зря?
— С этого места подробнее, — Зимин откинулся к стене, устраиваясь поудобнее.
— Вы понимаете, — Илья подался вперед, расцепил руки, уронил ладони на колени, потом суматошно замахал ими, будто не зная, куда девать. Потянулся к двери и плотно прикрыл ее. — Она… Мы давно уже вместе… В общем, началось это с полгода назад.
* * *
В раковине кисла не мытая три дня посуда. Из полуоткрытого шкафа на пол вывалились книги. Журналы валялись на диване, в углу, на полках разноцветными кляксами, один выглядывал из-под кресла. И на всем — толстый слой пыли, как будто здесь не жилая квартира, а заброшенный чердак.
Она кругами бродила по комнате, механически приподнимая длинную юбку, когда приходилось переступать через упавший стул. Стул упал еще утром.
