Дюжина девятиклассников выстроилась на сцене свиньёй. Мальчишки стояли в позе каратиста (широко расставленные ноги, полусогнутые руки, у бёдер — сжатые кулаки). Выступающие выкрикивали из Маяковского:
Граждане!
Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде».
Сегодня пересматривается миров основа.
Сегодня
до последней пуговицы в одежде
жизнь переделаем снова!
В перестроечном порыве разрешены были уже и Высоцкий, и Галич. А тут пафосно и неумело цеплялись за Маяковского. Тая рассмеялась, хотя это было непедагогично, и Лазарский сделал ей страшные глаза — рядом сидел завуч! Но ей простилось — она же не учительница, а актриса. Услышав смешок, Мишка обозлился, не на неё — на неумех–товарищей, и загрохотал на таких децибелах, каких, верно, не достигал и сам певец революции:
Граждане!
Это первый день рабочего потопа.
Идем
запутавшемуся миру на выручу!
Пусть толпы в небо вбивают топот!
Пусть флоты ярость сиренами вырычут!
Рычал он убедительно, и актриса кивнула головой и зааплодировала Мишке. Он еле сдержал глупую улыбку, которая всегда норовит исказить благородные черты, когда тебя хвалят, но краски в щеках не сдержал и порозовел от удовольствия.
Потом Лазарский повёз Таю домой, боясь, что она передумает принимать от него руководство этой мальчишечьей агитбригадой, которая, к его стыду, даже на несчастном районном смотре заняла предпоследнее место.
— А почему там нет девчонок? — задала она резонный вопрос.
— У них в классе какой–то конфликт вышел межполовой. Поэтому, когда в агитбригаду первым записался Мишка, стало ясно, что она будет сугубо мужской. Но я его попросил уговорить Катерину Порохову. Папаша у неё джазмен, саксофонист. Сама — умница, красавица, театралка.
— Да? Не предполагала, что школьница способна произвести на тебя столь сильное впечатление! А кто такой Мишка?
— Ну, этот, чёрненький, который орал–то.
— А! Один среди всех с задатками. Орал, по крайней мере, выразительно. Фамилия?
— Будешь долго смеяться, фамилия ему — Фрид.
— Что ты говоришь? Надо же! Возможно, он — потерянное колено моей семьи?
— Может он, конечно, и колено, но больше похож на потерянный язык.
— Что, трепло?
— Всё время мне замечания по постановке делает.
— Ты к ним прислушиваешься?
— Ещё чего? Всякий сопляк станет мне указывать? И ты тоже не слушай, делай по- своему. С детьми главное — авторитет. Но, должен тебе доложить, в этом юноше умрет режиссер. Все, что он предлагает — свежо и оригинально. Но детская агитбригада в нашей стране — не место для свежести и оригинальности. Ты это учти.