КШИШТОФ РОГОЗИНСКИЙ, ВИКТОР ЖВИКЕВИЧ
В ТЕНИ СФИНКСА
Пер. с польского Е. Вайсброта
Старуха сидела у окна, опершись локтями о подоконник, и высматривала что-то там, в раскинувшемся за стенами дома мире.
- Когда я была девочкой, - проговорила она, - женщин вроде меня было множество. Они днями просиживали у окон. Мне всегда интересно было, зачем они так сидят и что видят... Ведь сидели они даже тогда, когда за окнами никого не было. Как вот сейчас. Иногда я останавливалась под их окнами и тоже смотрела. С того же места на то же, что и они. И ничего интересного не видела. Мне это быстро надоедало и я убегала. А они еще долго сидели и смотрели. Может, тоже чего-то ждали?
- Возможно, но задерни занавески.
Старик сидел в потертом кожаном кресле. Они очень подходили друг к другу - она, он, кресло, резной столик на гнутых ножках, покрытый вязаной скатертью. Еще в комнате были деревянный сундук в углу и диван - старая покосившаяся развалюха с тоскливыми провалами по бокам, и было странно, что не слышно, как жалостно постанывают его ржавые пружины.
- Погоди, - покачала головой старуха. - Ты обратил внимание, какой сегодня странный день? Почти безветренный. Покраснели каштаны, скоро опадут листья, а в долине туман. Новый город далеко, и такое ощущение, будто его вообще нет.
- Может, сходим куда-нибудь? - предложил старик, не отрывая глаз от газеты.
- Зачем?
- Ну, немного развеяться. Посмотреть на людей.
- Поздно. Года бы два назад... Теперь уже не хочется. Для меня слишком поздно. А тебе хватит и газет.
- Пожалуй, верно... Правда, газеты годичной давности.
Он сидел ссутулившись, одетый в вязаный свитер с черными латками на локтях. Его острые коленки смешно торчали, выпирая из вытертых до белизны брюк.
- Послушай, какая тишина, - снова бросила она. - Тишина, и все-таки как-то тревожно. Знаешь, я чувствую, что сегодня он придет.
- Кто?
- Ты же знаешь...
- Чего это вдруг? - удивился он, подняв седые брови.
- Чувствую... Слышишь?
- Что?
- Кто-то идет.
- Обычные шаги, - сказал он.
- Остановился!
Старуха спряталась за пожелтевшую занавеску.
- Показалось, - равнодушно буркнул старик.
- Эрнест, у меня предчувствие. Он идет сюда.
- Нет. Прошел мимо.
- Вот увидишь, вернется. Человек, который пришел на такой пустырь, мог идти только к нам. А вдруг это Ральф?
Старик сухо рассмеялся.
- Брось!
- Возвращается!
- И правда, - согласился он, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы.
- Какой-то странный, - заметила старуха, продолжая смотреть в щелочку между занавесками.
- Ты его видишь? - спросил старик.
- Да... Маленький человечек. Сгорбленный и невзрачный. Даже странно, что кто-то захотел остаться таким. Он что-то держит под мышкой.
Шаги затихли. Стало слышно, как кто-то вытирает ноги о половичок, лежавший перед дверью. Они ждали, затаив дыхание. Наконец раздался резкий звонок.
- Пришел, - шепнула она.
- Сиди. Я отворю.
Кряхтя, старик поднялся с кресла. Газета соскользнула на пол. Шаркая шлепанцами, он прошел в переднюю. Щелкнул замок. Послышался негромкий разговор. Мужчины переговаривались через приоткрытую на длину цепочки дверь.
- Слушаю.
- Я из больницы, - нежданный визитер при каждом слове шмыгал носом, словно его мучил насморк.
- В чем дело?
- Принес одежду Эрнеста Боита.
- Благодарю, - звякнула цепочка, скрипнула дверь. - Долго же вы думали.
- Вещей мало. Нижнее белье, - гость опять шмыгнул носом. - У хозяина в общем-то потребностей почти и не было. Вы же знаете - он был всего лишь самим собой.
- Конечно... Это вам, - послышался звон мелочи.
- О, благодарю. До свидания. Кланяюсь... Да! Примите мои соболезнования... Вы его брат? Очень похожи...
- Да-да, все в порядке... - обрезал старик и захлопнул дверь.
Облегченно вздохнув и волоча ноги, он вернулся в комнату.
- Чего ему надо было? - спросила старуха.
- Из больницы. Вещи принес.
- Что он там болтал? Какие-то соболезнования... Ты его знал?
- Нет. Впрочем, он мог измениться. Что говорил? Знаешь, я не обратил внимания.
- По мне - каждый человек оттуда ходит в маске, - старуха поправила платок на плечах. - А что под маской - одному богу известно.
- Люди как люди, - вздохнул старик.
- Для тебя - возможно. Сунешь нос в газету и знай себе бубнишь: "Любопытные вещи творятся..."
- А что странного?
- Ты странный. Ты сам. Взгляды тебе, что ли, привили в больнице новые?
- Я не давал согласия, - глаза в сеточке морщинок улыбнулись.
- Согласие, - проворчала она. - Кто тебя спросит-то?
- Мир движется вперед.
- Слишком он уже далеко зашел.
- Не злись, - пытался он успокоить ее. - Разве это нам поможет? Мы с тобой выбрали боковую тропинку. Сидим тихонько. А они - пусть себе забавляются.
- И что только получится из их забавы? Смотри-ка!
- Что там еще?
- Иди сюда. Скорее.
Он подошел к окну.
- Ну?
- Там кто-то есть. Я видела - мелькнуло что-то красное.
- Может, вчерашний рыжий пес?
- Нет. Еще светло. Там, где деревья. Красное платье... Какая-то девушка. Отодвинься, она смотрит сюда.
Старик спрятался за спину старухи, и некоторое время они стояли сгорбившись, словно присыпанные пылью, голова к голове - его старательно причесанные белые волосы и ее седой пучок, заколотый костяной шпилькой.
