Море…
Голубые широты на карте. Буйные и колючие ветры, зеленые глубины и белая кипень прибоя, хоженые и нехоженые штормовые дороги.
Море…
Безымянные могилы и погибшие корабли. Легенды о тех, кто в годы войны храбро сражался с врагом за Родину, кто пал в бою, оставив в наследство нам любовь к жизни.
Море…
Параллели мужества и бессмертия…
…Подводная лодка охотилась у вражеских берегов. Ночью всплыли, чтобы подзарядить батареи. Отдраили рубочный люк. Капитан-лейтенант Василий Грачев, лейтенант Савчук и боцман поднялись на мостик. На небе хороводили звезды. Казалось, это рубины висят на стальных нитках и ярко светят в холодной синеве. Далеко в темноте угадывался фиорд — сюда и должен прийти конвой вражеских судов. Но когда? Последняя радиограмма, полученная из штаба флота, предупреждала: ждите!
Грачев зябко поежился. Вдруг перед глазами, словно видение, возникла Любаша. На той неделе, едва лодка пристала к пирсу, он побежал домой. Люба тут же, на пороге, испуганно прижалась к нему.
— Что с тобой?
— Боюсь… За тебя и ребенка.
Потом они уложили чемоданы. Но побыть долго вместе не пришлось — его вызвали. В глухую ночь лодка вышла в море.
Никогда еще Грачев не испытывал такой грусти, как в этот раз. Тревожился и за жену. Командир эсминца, на котором она должна уйти, заверил, что доставит всех людей в Архангельск в полной сохранности.
— А если твоя родит в море, окрестим малыша в водах Нептуна! — шутил он. А вот ему, Василию, тогда было не до шуток.
Грачев повернулся к Савчуку, командиру минно-торпедной боевой части:
— Устал я, лейтенант. Душа болит. Дай закурить!
Савчук удивился: командир не курил, разве что за компанию.
Грачев глотнул дым, закашлялся. Ему захотелось поделиться с Савчуком своими мыслями, которые не давали ему покоя. И волнуясь, он заговорил о том, что Любаша сейчас где-то на подходе к Архангельску. Эвакуировалась. Родить должна.
— Как думаешь, Женя, кто будет?
— Девочка, — улыбнулся Савчук. — Мне по душе дочки, хотя сам еще и не женат. В них больше ласки, теплоты. А что сын? Перекати-поле.
В разговор вмешался боцман:
— Сын будет, товарищ командир!
— А ты что, колдун? — усмехнулся Грачев.
— Я загадал, если сын, то упадет звезда. И она упала. Вот только сейчас, там, у щербатого месяца, — боцман задрал голову кверху.
Савчук засмеялся.
Из люка высунулся штурман. Он доложил, что до точки погружения осталось полчаса хода. В этом районе, куда они идут, дно ухабистое, с ущельями, если что, ложиться на грунт опасно, можно повредить корпус лодки.
— Ложиться не станем, — возразил Грачев. — Будем наступать. И бить.
Рассветало. Сквозь молочный туман проклюнулись серые угрюмые скалы. За ними — фашисты. Скоро уже их корабли должны здесь появиться. Пока Грачев пил чай, вахтенный сигнальщик заметил далеко по курсу конвой — пять транспортов в охранении трех эсминцев и семи морских охотников. Срочное погружение!
«Только бы нас раньше не засекли», — думал Грачев.
Он пошел на сближение. В голубых линзах перископа замаячили чужие корабли. Надо ударить сразу по двум транспортам, а потом ложиться на курс отхода. Только так, не иначе.
Лодка вздрогнула — одна за другой ушли две торпеды. Все замерли. Минута показалась вечностью. Наконец раздались глухие взрывы. Грачев на секунду поднял перископ. Головной транспорт уже поглотило море, а другой горит. Теперь уходить, скорее уходить, пока еще не сомкнулось кольцо кораблей охранения. И вот уже неподалеку стали рваться глубинные бомбы. Грачев приказал идти к фиорду, но штурман возразил:
— Там минное поле! Можем врезаться.
— Я знаю, штурман. К фиорду. — Командир заглянул в рубку акустиков. — Перейти на поиск мин!
Тихо в тесных и душных отсеках. Лодка идет сквозь минные заграждения. Штурман навалился на карту, прокладывая курс корабля. Только бы не напороться на «рогатую смерть»! Грачев не сводил глаз с карты, словно в ней спасение.
Тихо в отсеках. Неожиданно с левого борта раздался неприятный, леденящий душу звук трения металла о металл. Минреп… У Грачева на лбу выступил холодный пот. Штурман сломал карандаш и растерянно уставился на командира.
— Стоп моторы! Лево руля!
Корма отошла в сторону, и сразу такой же дребезжащий звук послышался с правого борта. Грачев властно подал команду и прислонился лбом к холодному металлу перископа. Странное чувство овладело им. Когда Грачев стоял у перископа, весь мир для него был заключен в голубых линзах. Кроме вражеских кораблей, он ничего не хотел видеть — ни солнца, ни неба, ни звезд. Василий весь как-то ослабел, ноги словно отняло, уши чутко ловили каждый звук. «Струсил, что ли… Глупо, Василий, не дрожи как осиновый лист».
Опять этот скрежет. Грачев весь напрягся. Сейчас… Но взрыва не последовало.
— Прошли, — доложил штурман.
Грачев вытер платком вспотевшее лицо. Минное поле осталось позади. Но охотники, потеряв лодку, рыскали поблизости. Пришлось взять курс на норд. Казалось, опасность миновала, но вдруг в носу корабля раздались глухие взрывы, и тотчас из первого отсека доложили, что слышат скрежет металлических тросов. То, чего так боялся Грачев, случилось: лодка увязла в противолодочную сеть. На ней-то и подвешены патроны с шестнадцатью килограммами взрывчатки (два из них уже взорвались). Корма лодки резко пошла вниз. Дали задний ход, но тщетно.