Б. Зимарев
В ЛЕСАХ ВЕСЬЕГОНЬЯ
По Савеловской железной дороге добирается рыболов-любитель до Весьегонска.
Весьегонск возник в отдаленные времена из сел Веси и Егны, куда, по преданиям, выезжал на соколиную охоту Иван Грозный. В дореволюционный период Весьегонск был тихой уездной "заводью". В 1936 году Рыбинское море затопило старый Весьегонск, и город перебрался на песчаное возвышение неподалеку от своего старого места. Городское общество охотников насчитывает в своих рядах до 400 членов, и часть из них рыбачит. На окраине города имеется охотстанция Центрального управления московского охотничьего общества, откуда по путевкам ЦУ рыболовов и охотников доставляют моторным катером за 12 километров по затопленной Мологе на хутор "Вялье", что на берегу реки Рены. С пароходной пристани Весьегонска можно также проехать па пассажирском пароходике в противоположном направлении на весьма рыбные места на реку Себлу (за 70 километров от Весьегонска) и далее вплоть до города Череповца. На хуторе "Вялье", носящем старое литовское название, рыболову-спортсмену и охотнику можно славно провести время — порыбачить и поохотиться. Неисчислимы стаи диких уток на Рене. По низменным берегам зеленые луга и заливы с осокой, стрелолистником и изредка с белыми лилиями. Деревень не видать. Посреди Рены стоят целые рощи засохших берез и елей. В лесах значительные площади северного мха "оленьего ягеля" и целые поля брусники, а в чаще — черника и голубика. Хвойные леса и изредка осиново-березовые опоясывают Рену, а также впадающую в нее глубоководную речку Шарицу со всех сторон. Кругом белые, осиновые и подберезовые грибы, а также целые гряды лисичек, маслят и чудеснейших рыжиков. Белых грибов так много, что их заготовляют на сушку. В лесах августовское безмолвие поэтично нарушают редкий стук дятла, игривый отрывистый крик иволги да писк синичек. Не раз и не два, выходя из лесу, на песчаном берегу Рены можно натолкнуться на свежие следы бурого медведя, приходившего напиться после кочевки по малиннику и овсяным полям. Здесь, в этой глухомани, бывали случаи, когда медведь нападал на пасущуюся корову и задирал ее. По окончании зимы хуторянам доводилось находить скелеты лосей, обглоданных волками. На реке Рене в трех примитивно оборудованных землянках с окнами и печурками-времянками живут так называемые "отшельники"-рыболовы весенний, летний и осенний сезоны.
68-летний рыболов, весьегонец Коренев, много лет подряд занимает землянку, сделанную на берегу реки Рены, питаясь пойманной рыбой и завозимыми ему из Весьегонска продуктами; у него довелось побывать в гостях и нам, рыболовам-спортсменам из Москвы. Лишь за 30 километров от этой землянки старичка-рыболова вверх по Рене находится первое село Спасское. Живет рыболов в этой глухомани поистине, как Робинзон, только не с козами, а с лосями, выходящими на водопой, медведями и глухарями.
Щуки и судаки на Рене на жерлицы ловятся почти безотказно, в особенности весной и осенью. Местные рыболовы необыкновенно удачно ловят крупных щук на так называемого "чертика". Это обыкновенная дорожка с деревянной блесной, спускаемой рыболовом-гребцом с лодки, по форме, напоминающей, к удивлению москвичей, отполированный сучок дерева с несколькими прочными тройниками на нем. Эту деревянную приманку, легко скользящую в речных водорослях, щука берет здесь особенно смело. Крупную щуку не трудно поймать здесь на блесну спиннинга и на снасточку, а в омутах ответным блеснением ловят судака и окуня. Зимой хорошо ловится из-подо льда на блесну судак, за которым приходят из Весьегонска. Мой спутник здесь же, у землянки Коренева, поймал на спиннинг двух щук. Необыкновенно приятно было поесть ухи с костра. Кругом петляющая в заливах и луговых поймах Рена. В отдалении виднеются большие скирды скошенного сена, перевозимого колхозницами на так называемых "ноевых ковчегах" — больших емких лодках. Направо в заливе целая роща березняка-сухостоя, на горе, перед осиновым лесом, сплошные заросли созревшей брусники. В пяти километрах от Коренева живет в землянке, на берегу залива Рены, 63-летняя Матрена из Весьегонска, которая тоже занимается рыбной ловлей. На зиму она, как и Коренев и еще третий обитатель той же Рены, возвращаются в Весьегонск, а в их опустевших землянках зимой иногда останавливаются рыбаки из Весьегонской промысловой артели. Много на Рене и леща, зато окуня меньше, и его больше в глубоководной, но неширокой речке Шарице. Как-то, несмотря на хмурившуюся погоду, я забрался на маленькой лодке в эту узкую речку, текущую в сплошной стене лесов. Солнышко то выглядывало, то пряталось за дождевые облака. В темных омутах с обрывами, нависшими соснами, елями и березами над ними, отмелями и сделанными самой природой мостиками из свалившихся поперек извилистой Шарицы больших стволов деревьев, под которыми с трудом проводишь лодку, было поистине что-то заманчивое и даже загадочное. Рыба всплескивалась и у трав и на омутах. С нетерпением причалил я лодку к отмели. Раскинув веером удочки, наловил на дефицитного здесь червя живцов окуня, ельца и плотву. Через час уже были поставлены с шестов и кустов ивняка и ольшаника жерлицы, но вскоре переменчивый дождь заставил меня покинуть берег и укрыться под ольховый куст. Но не успел я выпить кружку чая из термоса, как увидел, что одно удилище утащено с берега в воду. Бросился к удочке и вытащил пустую леску без крючка, без грузила, отрезанных, словно бритвой, щучьими зубами. Не прошло четырех-пяти минут, как на двух других удочках осторожная поклевка, и к ногам упала пара красноперых окуней, граммов по 300 каждый. Надвигалась гроза, и перед вечерней зорькой пришлось мне собирать только что раскинутые удочки и расставленные жерлички.