…При вскрытии урны оказалось: подано бюллетеней — двадцать четыре, проголосовавших «за» — двадцать четыре, «против» — нет, испорченных — нет. Председатель счетной комиссии поднял глаза от протокола, обернулся к председателю Ученого совета.
Тот встал:
— Прошу утвердить итоги голосования.
Зал дружно поднял руки. Председательствующий удовлетворенно улыбнулся:
— Поздравляю вас, Артем Владимирович, с присуждением ученой степени кандидата геолого-минералогических наук.
Артем Лосев, двадцатишестилетний аспирант кафедры минералогии, поспешно поднялся, неловко поклонился членам Совета. Голова у него кружилась, все вокруг будто качалось и плыло, но в груди бушевала радость, большая, ликующая, какая бывает, наверное, лишь у альпиниста, покорившего заветную вершину.
Потом был небольшой товарищеский ужин, где его снова поздравляли, желали успехов, прочили блестящую карьеру. Не обошлось, конечно, без споров. Не все коллеги Артема безоговорочно поддерживали смелую гипотезу, выдвинутую им для объяснения альпийской тектоники. Но нашлись и такие, кто готов был пойти дальше Лосева, положить его концепцию в основу всех без исключения тектонических явлений. Словом, все было так, как обычно бывает в подобных случаях.
А в конце вечера к нему подсел давний знакомый, старый геолог-производственник, только что вернувшийся из длительной командировки на Тянь-Шань, и сказал:
— Молодец, Артем, поздравляю! Дельную работу представил.
— Спасибо, Николай Иванович. Вы ведь, помнится, тоже занимались альпийской тектоникой?
— Кроплю над ней и по сей день. Фактов, как говорится, — хоть пруд пруди, а до таких вот выводов, к каким пришел ты, так и не дотянул: тут, видно, не хватило, — стукнул он себя по лбу. — То одно, то другое не состыковывалось. А стоило послушать сегодня тебя, и все, что раньше ни в какие ворота не лезло, особенно там, на Тянь-Шане, теперь будто враз на место встало. Да вот, смотри, — он извлек из кармана пачку фотографий и начал раскладывать их перед Артемом. — Как тебе нравится этот сброс? Или этот надвиг? А здесь вот… — он протянул большое цветное фото, но тут же поспешил спрятать его обратно. — Нет, это не то!
— Постойте, постойте! — выхватил у него фотографию Артем. — Тут тоже что-то интересное.
— А-а, это так… Случайный кадр. Поднимались прошлым летом на один пятитысячник, там, на Тянь-Шане… Я ведь, как ты, наверное, слышал, еще со студенческих лет увлекаюсь альпинизмом. И вот на высоте три тысячи семьсот метров…
— Это на высоте три тысячи семьсот метров?! — воскликнул Артем, всматриваясь в мастерски сделанный снимок.
Камера фотоаппарата запечатлела молодую красивую девушку, стоявшую на каменистой осыпи, у голой, отвесно вздымающейся скалы. Голова незнакомки была непокрытой. Ветер разметал по плечам ее длинные густые волосы. И вот эти волосы… Они были совершенно необычного цвета, цвета догорающих в камине углей. С трудом верилось, что это удивительное сочетание огненно-красного и индигово-фиолетового тонов — естественная окраска женских волос, а не игра воображения сверхэкстравагантного художника. Впрочем, необычным в незнакомке было все: и легкая, трепещущая на ветру одежда, напоминающая древнегреческий хитон, из белой почти прозрачной ткани, сквозь которую легко просматривались линии ее гибкой стройной фигурки, и непривычно глубокий поворот головы на длинной тонкой, будто лишенной косточек шее, и неправдоподобно бледное лицо, точно изваянное из молочно-белого мрамора, и взгляд ее, в котором смешались и любопытство, и растерянность, и страх, и, конечно же, глаза. Глаза необыкновенные… Огромные, цвета темного янтаря, с неестественно расширенными зрачками, они будто светились изнутри. Казалось, два трепетных лучика прорываются из-под густых иссиня-рубиновых ресниц, и именно им обязаны легкие узорчатые тени, что залегли на нежных щеках незнакомки, словно подчеркивая почти нереальную белизну ее кожи. Но самое удивительное заключалось все-таки в том, что фотоаппарат запечатлел ее у подножья голых заиндевевших скал, далеко за линией вечных снегов, а одета она была как древнеегипетская царица где-нибудь в знойной долине Нила или, по крайней мере, как прима-балерина на сцене Большого театра.
— И это на высоте трех тысяч семисот метров! — повторил Артем, не отрываясь от фотографии.
— Да, то был последний бивуак перед вершиной, — коротко ответил Николай Иванович.
— Так что же она, эта русалка, специально, чтобы попозировать перед вашим аппаратом, разделась чуть не донага на такой высоте, где и в меховой куртке мороз до костей пробирает? — невольно съязвил Артем.
— Кто знает… Да разве дело только в одежде! А ее волосы, брови, ресницы!
— Э-е, дорогой Николай Иванович, при нынешних достижениях индустрии косметики…
— Ну, допустим… Допустим, все это подкрашено, подклеено, не знаю, что там еще… Но глаза… Глаза!
— Гм… Глаза бесспорно хороши! — не мог не согласиться Артем. — И цветом и формой и… Они что, действительно так светились? Или это солнце там, в горах…
— Солнца вообще не было, были тучи, — отрезал Николай Иванович. — А из глаз незнакомки в самом деле струился свет. Понимаешь, настоящий живой свет! Здесь, на фото, это еще не так заметно. А там, в то утро…