Собирая по кусочкам череп человека, погибшего во время взрыва цистерны с пропаном, я старалась не углубляться в раздумья о его судьбе. Прямо передо мной лежали две части черепной коробки. Третья часть, склеенная из мелких фрагментов, сохла в наполненной песком чаше из нержавеющей стали. Для установления личности человека костей вполне достаточно. Коронеру ничего другого и не требовалось.
Происходило это ближе к вечеру, в четверг 2 июня 1994 года. Пока клей высыхал, я практически бездельничала. До события, которое перевернуло мою жизнь, а впоследствии коренным образом изменило мое представление о границах человеческой извращенности, оставалось минут десять. Я с наслаждением любовалась рекой Святого Лаврентия. Восхитительный вид из окна — единственное преимущество моего тесного углового офиса. Когда смотрю на воду, особенно на медленное течение, я ощущаю прилив сил.
Мысли плавно переключились на предстоящий уик-энд. Я планировала съездить в Квебек, хотя точно ничего еще не решила. За год работы судебным антропологом в Монреале я ни разу не побывала в столице провинции и потому с нетерпением ждала возможности посетить Квебек.
Я мечтала взглянуть на Авраамовы равнины, полакомиться мидиями и тонкими блинчиками, накупить безделушек у уличных торговцев. Одним словом, почувствовать себя настоящей туристкой и отдохнуть от дел. Мне просто необходимо было провести парочку дней вдали от скелетов, расчлененных тел или только что извлеченных из реки трупов.
Строить грандиозные планы мне всегда было легко, гораздо сложнее все эти планы осуществить. В большинстве случаев от своих задумок приходится отказываться. Они играют в моей жизни роль своеобразного аварийного люка, которым никогда не пользуешься: я с головой погружена в работу, на все остальное мне не хватает ни времени, ни решительности.
О его присутствии я узнала раньше, чем услышала стук в дверь. Для человека столь грузного двигался он очень тихо, но, почувствовав запах выдержанного трубочного табака, я сразу догадалась, кто пожаловал.
Пьер Ламанш возглавлял «Лаборатуар де медисин легаль» — судебно-медицинскую лабораторию — вот уже почти два десятка лет. Ко мне в офис всегда приходил исключительно по делу.
Меня охватило неприятное предчувствие.
Ламанш тихо стукнул в дверь костяшками пальцев:
— Темперанция?
Полная форма моего имени прекрасно рифмуется с Францией. Ламанш — единственный человек, который никогда не называл меня Темпе. Возможно, потому, что это слово казалось ему лишенным всякого смысла. Или потому, что он никогда не бывал в Аризоне. Не знаю.
— Что? — ответила я машинально.
Направляясь в Монреаль впервые, я полагала, что говорю на французском довольно бегло. О том, что придется общаться с квебекскими французами, я как-то не задумывалась.
— Мне только что позвонили.
Ламанш уставился на розовый листок бумаги, который держал в руке.
Создавалось впечатление, что на лице у этого человека все вертикальное — и длинный прямой нос, и параллельные носу и ушам глубокие складки. Глядя на него, я непременно вспоминала о бассет-хаундах. Наверное, уже в молодости Ламанш выглядел старым. Я не знала, сколько ему лет.
— Двое рабочих из «Гидро-Квебека» нашли сегодня какие-то кости. — Ламанш изучающе вгляделся в мое лицо — оно не выражало и намека на радость — и опять уставился в розовый листок. — Прошлым летом недалеко от этого места были обнаружены исторические захоронения, — продолжил он на правильном формальном французском.
Ни разговорных сокращений, ни сленга, ни полицейского жаргона я от него не слышала ни разу.
— Вы присутствовали на тех раскопках. Наверняка сегодняшняя находка тоже относится к разряду исторических. Я должен отправить кого-то на место ее обнаружения. Необходимо удостовериться, что она не имеет ничего общего со сферой деятельности коронера.
Ламанш поднял голову, вновь отрывая взгляд от своего розового листка, и из-за изменения угла падения предвечернего света складки и борозды на его лице словно бы стали глубже. Он попытался улыбнуться, и четыре складки на лице искривились.
— Полагаете, эта находка — археологическая? — спросила я, просто чтобы потянуть время.
Отправляться на осмотр места обнаружения человеческих останков в конце недели отнюдь не входило в мои планы. Перед поездкой, намеченной на уик-энд, я должна была успеть забрать из химчистки одежду, выстирать скопившееся грязное белье, докупить лекарства, заправить машину и объяснить Уинстону — работнику, следившему за нашим домом, — как ухаживать за моим котом.
Ламанш кивнул.
— Хорошо, — пробормотала я, хотя совсем не считала, что все настолько уж хорошо.
Он протянул мне листок:
— Распорядиться, чтобы вас отвезли туда на служебной машине?
— Нет, спасибо. Доеду на своей. — Я посмотрела ему в глаза, старательно скрывая злость.
Прочла написанный на бумаге адрес. Недалеко от моего дома.
Ламанш удалился так же тихо, как и пришел. Он неизменно носил обувь на каучуковой подошве, его карманы всегда были пусты, так что ни шелест бумажек, ни бренчание ключей или монет не выдавали его присутствия. Он приближался, подобно речному крокодилу, совершенно бесшумно. На некоторых из моих сотрудников это нагоняло страх.