«Устроение садов» (по-китайски «Юанье», буквально «Выплавка садов») — первый в китайской традиции трактат по садово-парковому искусству. Это удивительный текст с очень несчастливой судьбой. Он написан на закате династии Мин (в середине XVII века) мастером искусственных горок и «садоустроителем» Цзи Чэном.
Ремесленник пишет о своем ремесле — сегодня такое встречается сплошь и рядом. Книги опытных мастеров, описывающих свое искусство, мы ценим подчас значительно больше, чем рассуждения теоретиков и критиков. В Китае же письменная традиция была весьма консервативной, в ее обиход мог войти только текст, обладавший определенным набором свойств. Главное из них: он должен быть написан на литературном языке вэньяне, который многие столетия назад оторвался от устного языка и пошел по своему пути развития. Изучение вэньяня и классических текстов оставались привилегией ученых и аристократии, архитекторы были далеко не так образованы, как ученые сословия. Поэтому в Китае на протяжении тысячелетий, до появления Цзи Чэна, строили сады одни, а писали о них другие.
Текст иллюстрируют сюжеты классической китайской живописи, служившей источником вдохновения для китайских устроителей садов.
Сочинения о садах были столь многочисленны и разнообразны, что их можно выделить в особое направление юаньцзи («записки о садах»). Однако читатель найдет в них лишь скрупулезное описание сада, составленное владельцем, и руководство по «наслаждению садом». Цзи Чэн первый написал своего рода инструкцию по созданию предмета «наслаждения» — самого сада. Как ему — ремесленнику — удалось написать текст, удовлетворяющий специфическим литературным стандартам?
Существует мнение, что часть трактата написана другим автором. Пристальный взгляд на оригинальный текст подтверждает эту догадку: трактат как бы распадается на две части — «прикладную» и «художественную». Распадается не структурно, но по содержанию, и фрагменты из обеих частей зачастую перемешаны в одной главе. Скажем, за патетическим описанием прекрасного пейзажа может следовать такая фраза: «Не стоит ограничивать себя определенным количеством окон, делай их там, где это уместно».
Публикация текста была осуществлена с помощью известного сановника Жуань Цзичэна. Вскоре после издания трактата он попал в опалу — такая же судьба ожидала и «Устроение садов». О трактате забыли на 300 лет, его повторная публикация состоялась в первой трети XX века, когда китайцы заново «узнали» о нем от японских исследователей. Китайские ученые провели большую текстологическую работу, подготовили научный и культурологический комментарии. Трактат был переведен на современный китайский, английский и французский языки и, можно сказать, зажил счастливой жизнью. Правда, в России для него пока все складывается неудачно. Специалисты по садово-парковой архитектуре узнали о трактате из западных источников и из работ отечественного синолога Владимира Малявина. Однако многое из того, что сегодня цитируют как «Устроение садов», является переводом не совсем достоверных англоязычных переложений. Это вызывает глубокое сожаление, поскольку этот трактат, с присущим ему историко-культурным и художественным своеобразием, несомненно, достоин настоящей встречи с читателем — в полном объеме, максимально достоверном переводе и с исчерпывающим комментарием.
Мы предлагаем перевод нескольких фрагментов трактата. Это предисловия друзей и покровителей автора — Жуань Дачэна и Чжэн Юаньсюна, а также его собственное предисловие и послесловие. Кроме того, мы публикуем главу «Цзецзин, или Использование естественного ландшафта», описывающую один из принципов садово-паркового искусства — «заимствование пейзажа» («borrowed scenery»). Читатель, вероятно, с удивлением обнаружит, что это едва ли не стихотворение в прозе, насыщенное цитатами и аллюзиями. В этой главе проглядывает предполагаемый второй автор «Устроения садов» — тот, кто привнес красоту и поэзию в сухое описание архитектурных приемов.
С юности, подобно Сяну и Циню[1], я имел склонность к уединенной жизни, но на мое горе оказался повязан по рукам и ногам делами службы. Когда же наконец я был отстранен от должности и сослан на родину, то смог осуществить свою мечту об уединении. Однако в ту самую пору повсюду царили беспорядки, к тому же я не мог пренебречь сыновним долгом — заботой о родителях, — ради того, чтобы отдаться «свободному скитанию»[2]. Итак, мне ничего не оставалось, кроме тихого бесцветного существования среди курятников и свинарников, в кругу соплеменников и сородичей.
Неподалеку протекала река Луаньцзян. Как-то случилось мне взять лодку, и она принесла меня на поросшее ивами мелководье в «Сад пробуждения». Я провел там два дня в умиротворении и веселье, радуясь дивному месту, на котором за бамбуковой изгородью собрали самые прекрасные холмы и долины. Вот где мог бы я утолять свою страсть к красивым пейзажам, заботиться о родителях и не искать лучших мест. Можно только посмеяться над теми неутомимыми странниками, что бесконечно скитаются, окутанные облаками и туманами
![Сказание о Зарере [Айадгар и Зареран]](/storage/book-covers/e9/e9cc32da8d441ab7f38a91a370c5e2fe09f82410.jpg)
