В лаборатории царила суета. Лаборантки бегали, словно взволнованные воробьи, всполошенно щебетали. Младший научный сотрудник Зубов мрачно чихал, в последний раз проверяя работоспособность установки, носящей скромное название – хронускоритель, и являющейся на самом деле машиной времени. Научного сотрудника терзал грипп, но Зубов не смог пропустить эксперимент, грозящий стать вехой в отечественной (да что там – мировой!) физике. Плюнул на больничный, и пришел в лабораторию.
Спокоен был лишь профессор Преображенцев – создатель хроноускорителя. Он сидел в кабинете и занимался заполнением отчетов и прочих бумаг, без которых не одно достижение, пусть даже самое гениальное (да будут прокляты бюрократы!), не будет признано научной общественностью.
Когда примерно в полдень в двери появилась физиономия Зубова с распухшим от насморка носом, то профессор с облегчением оторвался от бумаг.
– Что такое, Николай? – спросил он.
– Все готово, Виктор Михайлович, – прогнусавил младший научный сотрудник. – Можно начинать.
– Что же, хорошо! – сказал профессор с воодушевлением, и встал из-за стола.
Окна в лаборатории были закрыты прочными щитами (для пущей безопасности), и свет давала только лампочка под потолком. Хроноускоритель походил на огромную, уродливо толстую базуку, целящуюся в круглый экран, сделанный из серого сплава.
Преображенцев величественным жестом выпроводил из помещения лаборанток, которые очень желали остаться, но ослушаться начальства не посмели. Возмущенный писк затих в коридоре, а профессор закрыл дверь на замок. Около хроноускорителя остались они вдвоем с Зубовым.
– На какой период калибровать? – спросил младший научный сотрудник. Предстояло первое испытание хроноускорителя, и он сильно волновался.
– Верхний мел, – ответил Преображенцев после краткого размышления. – Сеноманский ярус.[1]
– Хорошо, – кивнул Зубов и щелкнул выключателем. Руки его забегали по калибровочной панели. светящийся оранжевым указатель бешено защелкал, пока не высветил число: 100 000 000.
Младший научный сотрудник вопросительно посмотрел на профессора.
– Хорошо, Николай, – кивнул тот. – Давай!
Большой рубильник бесшумно пошел вниз. В глубине хроноускорителя что-то загудело, и на поверхности серого экрана появился круг света. Яркость его увеличивалась, и Преображенцев с Зубовым затаив дыхание, подались вперед.
В белом круге начало проступать изображение, и тут младший научный сотрудник оглушительно чихнул.
Круг света мгновенно погас, изображение пропало. Хроноускоритель заискрил, и из недр прибора повалил темный дым. Запахло горелым.
– Вот черт! – профессор с яростью посмотрел на помощника. – Неужели ты не мог сдержаться?
– Нет, – ответил Зубов, сморкаясь в огромный платок. Вид у научного сотрудника был жалкий.
– Так и не поняли, вышло чего или нет! – пробурчал профессор, и принялся открывать дверь.
Младший научный сотрудник Зубов, нервная система которого была потрясена случившимся, спился в рекордные сроки, профессор Преображенцев увяз в баталиях с научными противниками, и хроноускоритель восстановить не удалось.
Об успешности эксперимента ученые могли только гадать.
* * *
Тираннозавр с недоумением таращился на круглое белесое образование, неведомо откуда возникшее прямо перед ним в воздухе. На пищу оно не походило, на самку или соперника – тоже, но чем-то заинтересовало гигантского хищника…
Когда из туманного курга вылетело облако слизи и осело на морду зверя, тот возмущенно фыркнул и отскочил. Белесое образование почти сразу растаяло, а тираннозавр, забыв о нем, двинулся к болоту, туда, где должно пастись стадо парейазавров…
Но вирус гриппа, добравшийся из другого времени, уже проник в его организм. Именно этот вирус, постепенно мутируя, и погубит всех крупных пресмыкающихся (за редким исключением) к концу мелового периода.
Так что эксперимент вполне удался.