Номер назывался чечеткой, и это надо было видеть.
Его ноги рассыпали замысловатую дробь звонких чечеточных ударов. У всех захватило дух, когда он, высоко подпрыгнув, – выше, чем можно было ожидать от человека, – исполнил в воздухе совершенно невероятное антраша.
Он приземлился на носки, с трудом удержав равновесие, но тем не менее успел проделать фортиссимо громоподобных ударов.
Прожектора погасли, зажглись огни рампы. Публика долгое время молчала, затем сообразила, что настало время хлопать, и разразилась аплодисментами.
Он стоял, ожидая, когда через него прокатится волна ликования. Казалось, на нее можно было опереться, она пробирала до костей.
Какое это чудо – танцевать, как восхитительно получать аплодисменты, нравиться, быть желанным.
Когда занавес опустился в последний раз, он позволил своему костюмеру увести себя. Танец всегда немного пьянил его, даже на репетициях, но в присутствии публики, которая поддерживает тебя, восхищается тобой, аплодирует… – такое никогда не могло надоесть. В этом всегда была новизна и потрясающий восторг.
– Сюда, шеф. Улыбнитесь. – Сверкнул огонь вспышки. – Спасибо.
– Вам спасибо. Выпейте чего-нибудь. – Он прошел в угол своей костюмерной. Такие отличные ребята, такие клевые парни, – и репортеры, и фотографы – все они.
– А вы с нами не выпьете?
Он хотел было согласиться, но костюмер, как раз надевавший ему тапки, предупредил: – У вас операция через полчаса.
– Операция? – спросил один из фотографов. – Что на этот раз?
– Остаточная церебректома, – ответил он.
– Да ну? А нельзя сфотографировать?
– Буду рад, если врачи не против.
– Это мы уладим.
Славные парни.
– …Пытаясь взглянуть на вашу жизнь несколько с иной точки зрения, – прозвучал женский голос рядом с его ухом. Немного смущенный, он быстро обернулся. – Например, что вас заставило профессионально заняться танцем?
– Простите, – извинился он. – Я не расслышал. Здесь так шумно.
– Я спросила, почему вы занялись танцем?
– Это трудный вопрос. Чтобы на него ответить, нам нужно вернуться далеко назад…
Джеймс Стивенс хмуро взглянул на инженера-помощника.
– С чего это вы так развеселились? – спросил он.
– Это только так кажется, – стал оправдываться помощник. – Пытаюсь смеяться, чтобы не расплакаться: произошла еще одна катастрофа.
– Проклятье! Подожди, я сам догадаюсь. Пассажирский или грузовой?
– Грузовоз «Клаймекс» на челночной трассе Чикаго-Солт Лэйк, к западу от Норт-Плат. И, шеф…
– Что еще?
– Хозяин желает вас видеть.
– Интересно. Очень, очень интересно. Мак…
– Слушаю, шеф.
– Как тебе нравится должность главного путевого инженера Северо-Американской энергетической компании? Я слышал, там скоро будет вакансия.
Мак почесал нос.
– Странно, что вы заговорили об этом, шеф. Я как раз собирался просить совета на случай, если решу вернуться к гражданской технике. Вы теперь захотите от меня избавиться.
– И немедленно. Срочно выезжай в Небраску, найди эту кучу мусора до того, как ее растащат любители сувениров, и привези обратно приемники де Калба и панель управления.
– Как быть с полицейскими?
– Сообразишь на месте. Главное для тебя – вернуться.
Кабинет Стивенса располагался рядом с местной силовой станцией; рабочие же помещения Северо-Американской энергетической компании находились внутри холма в добрых трех четвертях мили оттуда. К ним вел туннель. Стивенс вошел в него и намеренно выбрал самую низкую скорость, чтобы иметь время подумать перед встречей с боссом.
По дороге он принял решение, которое, впрочем, ему самому не нравилось.
Хозяин – Стэнли Ф. Глисон, председатель правления – приветствовал его такими словами:
– Входи, Джим. Присаживайся. Закуривай.
Стивенс опустился в кресло, отказался от сигары, вынул сигарету и, закуривая, осмотрелся. Кроме него и шефа присутствовали Харкнесс, глава юридического отдела, доктор Рамбо, начальник смежного отдела исследований, и Штрибель, главный инженер по силовым установкам. «Нас только пятеро, – мрачно подумал Стивенс. – Верхнее звено в полном составе и никого из среднего. Покатятся головы, и начнут с меня».
– Ну что ж, – сказал он почти агрессивно, – все в сборе. У кого карты? Кто сдает?
Похоже, Харкнесса слегка смутила такая неуместная выходка; Рамбо был слишком погружен в собственные мрачные переживания, чтобы обращать внимание на остроты в дурном вкусе. Глисон пропустил шутку мимо ушей: – Мы пытаемся найти выход из наших неприятностей, Джеймс. Я оставил записку на случай, если ты соберешься уехать.
– Я задержался, только чтобы забрать письма, – обиженно сказал Стивенс. – Иначе лежал бы сейчас на пляже в Майами и превращал солнечные лучи в витамин D.
– Я знаю, – сказал Глисон, – и мне очень жаль. Ты заслужил отпуск, Джимми. Но ситуация становится все хуже и хуже. У тебя есть какие-нибудь идеи?
– А что говорит доктор Рамбо?
Рамбо моментально поднял голову.
– Приемники де Калба не могли отказать.
– Но они отказали.
– Не может этого быть. Вы с ними неправильно обращались. – Он снова принял отсутствующий вид.
Стивенс повернулся к Глисону и развел руками.
– Насколько я знаю, доктор Рамбо прав. Но если в ошибке виноват инженерный отдел, я не в состоянии ее обнаружить. Можете отправить меня в отставку.