* * *
Где-то в горячей красной тьме возникло биение. Пульсирующая каденция, беззвучная, но ощутимая, росла и ширилась в недвижном воздухе. Человек пошевелился, слепо пошарил вокруг себя руками и сел. Сперва ему показалось, что его качают плавные волны черного океана, поднимая и опуская монотонной чередой, что было ему почему-то неприятно. Он ощущал пульсацию и дрожь воздуха, и начал двигать руками словно пловец, пытаясь обороть эти ускользающие волны. Но вот дрожал ли воздух вокруг него, или в его голове? Этого он определить не мог, и у него родилась безумная мысль — уж не заперт ли он в своем собственном черепе?
Пульсация ослабла, сошлась к своему центру, и он сжал руками раскалывающуюся от боли голову, попытавшись вспомнить. Вспомнить что?
— Странно… — пробормотал он. — Кто я или что я? И где? Что случилось, и почему я здесь? Может быть, я всегда был тут?
Он поднялся на ноги и попытался оглядеться по сторонам. Кругом царила полная тьма. Он напряг глаза, но не увидел ни проблеска света. Тогда он пошел, поминутно останавливаясь и вытянув перед собой руки, в поисках света, столь же инстинктивных, сколь поиски света пробивающимся ростком.
— Это наверняка не все, — задумчиво прошептал он. — Должно быть что-то еще — а что отлично от всего этого? Свет! Я знаю — я помню Свет, хоть и не помню, что он такое. Очевидно, я знал иной мир, нежели этот.
Вдали возникло слабое сероватое сияние. Он побежал к нему. Сияние ширилось, пока ему не стало казаться, что он движется по длинному и все время расширяющемуся коридору. Затем он внезапно вырвался в тусклый звездный свет и ощутил лицом холодный ветер.
— Это и есть свет, — пробормотал он. — Но и это еще не все.
У него появилось ощущение, что он находится на огромной высоте. Высоко над его головой, вровень с его глазами и под ним горели среди величественного сверкания космического океана огромные звезды. Он задумчиво нахмурился, глядя на них.
Тут он ощутил, что он уже не один. Высокая смутная фигура слабо обрисовалась перед ним в звездном свете. Его рука инстинктивно метнулась к левому бедру, но тут же упала. Он был наг и безоружен.
Фигура приблизилась и он увидел, что то был человек, по всей видимости глубокий старец, хотя черты лица в слабом свете казались расплывчатыми и обманчивыми.
— Ты новичок здесь? — вопросила эта фигура глубоким ясным голосом, похожим на звон нефритового гонга. И при звуке этого голоса в мозг услышавшего его человека тонкой струйкой начала возвращаться память.
Он задумчиво потер подбородок.
— Теперь я вспомнил, — промолвил он. — Я — Кулл, царь Валузии. Но что я тут делаю, безоружный и раздетый?
— Никто ничего не может пронести с собой сквозь Врата, — отозвался другой загадочно. — Подумай, Кулл из Валузии, разве ты не помнишь, как ты явился сюда?
— Я стоял у входа в залу совета, — протянул Кулл, припоминая. — Страж на наружной башне как раз ударил в гонг, чтобы отметить истекший час. И тут внезапно звук этого гонга превратился в яростный поток сотрясающего все звука. Все потемнело, и у меня перед глазами на миг вспыхнули красные искры. А потом я проснулся в пещере или каком-то коридоре и уже ничего не помнил.
— Ты прошел Врата. При этом всегда видишь одну лишь тьму.
— Значит я мертв? Клянусь Валкой, должно быть какой-нибудь враг затаился за колоннами дворца и покончил со мной, когда я говорил с Брулом, пиктским воином.
— Я не сказал, что ты умер, — отозвалась смутная фигура. — Быть может, Врата еще не полностью затворились. Такое бывало.
— Но что это за место? Рай или Ад? Это не тот мир, который я знал с рождения. И эти звезды — я никогда не видел их прежде. Эти созвездия могущественней и ярче, чем те, которые я знал при жизни.
— Есть миры за мирами, вселенные внутри и вне вселенных, — ответил старец. — Ты на иной планете, чем та, на которой был рожден. Ты в иной вселенной и наверняка в ином измерении.
— Тогда я точно помер.
— Что суть смерть, если не переход из вечности в вечность, не переправа через космический океан?
— Если так, то во имя Валки, где же я? — взревел Кулл, терпение которого наконец истощилось.
— Твой разум варвара цепляется за приметы вещественности, — медленно ответил другой. — Имеет ли значение, где ты, мертв ли ты, как ты это называешь? Ты лишь часть великого океана жизни, омывающего все берега, и ты столь же принадлежишь к одному месту, как и к любому другому, и наверняка стремишься к источнику всего сущего, порождающему все живое. И потому ты привязан к вечной жизни столь же надежно как дерево, скала, птица или целый мир. И ты еще называешь расставание со своей крохотной планетой, разлуку со своей вещественной формой — смертью!
— Но я по-прежнему обладаю телом.
— Я не сказал, что ты мертв, как ты именуешь это. Что до этого, ты можешь по-прежнему существовать в своем маленьком мире, насколько я могу судить. Существуют миры внутри миров, вселенные во вселенных. Существуют вещи слишком маленькие и слишком огромные для человеческого разумения. Каждый камушек на побережьи Валузии содержит в себе бесчисленные вселенные, и сам по себе, как целое, является частью великого плана всех вселенных, точно так же, как целое солнце, известное тебе. Твоя вселенная, Кулл из Валузии, может быть камушком на побережьи великого царства.
