Ринат
— Первый, что там у вас?
— У нас все чисто.
А значит, группа заняла свои позиции и готова действовать. Ждут лишь мою отмашку. Но я почему-то с этим не тороплюсь. Смотрю из окна бронированного микроавтобуса на пролетающие мимо машины. Скольжу взглядом вверх, туда, где между невысоких домов исторического центра виднеется серое полотно неба, и мысленно еще раз все просчитываю. В моей работе не место накладкам. Все должно пройти согласно утвержденному плану. От и до.
— Ринат Ильич… — нервничает сидящий со мной рядом альфач, — время.
Голос Гуреева звучит неуверенно. Потому что главный здесь я, как ни крути. И поторапливать меня — решение, за которое в иной ситуации может здорово прилететь. Впрочем, на этот раз я лишь отрывисто киваю и возвращаю внимание к мониторам, на которые выведены изображения установленных в доме камер. Медлю секунду, прежде чем по давнишней армейской привычке склоняю голову к плечу и бросаю в гарнитуру короткое:
— Тогда поехали.
Дальше все идет по накатанной. Кому-то происходящее может показаться адом, но для меня это просто разминка. Задержание какого-то там замминистра — это вам не операция по освобождению заложников из заминированного здания, находящегося под контролем двух десятков отбитых на всю голову боевиков. А так… Можно сказать, рядовое событие.
В дом Быстрова группа захвата проникает с торца, через крышу. Чтобы не спугнуть. И чтобы вышла красивая картинка для новостей — об этом тоже забывать не стоит. Вопросу освещения задержания генерала в моем плане отведена своя немаловажная роль.
Быстров даже не успевает выйти из-за стола, когда его заламывают. Сработано идеально.
— У нас посторонние! — звучит голос третьего. Переключаю внимание на другой монитор и краем глаза успеваю заметить, как один из бойцов, применив силовой, сбивает с ног женщину. Это может быть кто угодно, но её я узнаю, кажется, сразу. И не иначе как от неожиданности меня позорно ведет.
— Какая-то баба. Как она сюда попала?!
— Это дочка Быстрова, — проясняю ситуацию и приближаю картинку. Мне еще предстоит выяснить, как она очутилась в доме, а пока до этого не доходит черед. И лишь в затылке начинает противно покалывать, когда я вижу тонкую струйку крови, стекающую из уголка ее рта, и боль, затаившуюся в глазах. Боец довольно бесцеремонно заламывает Саше руку, толкает ее лицом в пол и наваливается сверху, вдавив коленку ей между лопаток. И вроде бы ничего такого. Опять же, все стандартно. Если бы на месте Саши была любая другая женщина, я бы, скорей всего, промолчал, а тут в один момент завелся: — Какого хрена ты разлегся, третий? — цежу, отмахиваясь от бурлящих внутри чувств и желания навалять этому уроду, пожаром распространяющегося по моим венам. — Делом займись. Мы еще не закончили.
— А с этой что?
— А эту к остальным веди. Там решим.
Боец стремительно поднимается. Не ослабляя захвата, начинает тащить Сашу за собой вверх по лестнице. За широким шагом тренированного альфача угнаться сложно. Но Саше каким-то образом удается и это. Она замедляется лишь на секунду, проходя мимо камеры. Поднимает взгляд и смотрит так, будто точно знает, что та установлена именно здесь. Прямо в мои глаза смотрит. Мое сердце в груди предательски подскакивает и со всей дури ударяется о ребра, как всегда при виде этой роковой для меня женщины.
Хватаю балаклаву, надеваю на голову и выхожу. Не надо, чтобы меня здесь видели. Но с другой стороны, моя прямая обязанность — проконтролировать происходящее. Обыск, выемку — все. Надо, чтобы шоу выглядело натурально.
Редкие прохожие шарахаются в сторону. Хотя при мне даже оружия нет. Толкаю дверь. Взлетаю вверх по ступенькам на нужный этаж, заранее предупредив парней о своем приближении. Ребята уже полным ходом работают, когда я захочу в кабинет — уютную, со вкусом обставленную комнату, в которой за какие-то пару минут все умудрились перевернуть вверх дном.
— Сейф вскрыли?
— Так точно.
Киваю и, больше не в силах противиться окутавшему меня мороку, перевожу взгляд на Сашу. Она сидит на стуле, руки скованы за спиной, отчего ее тяжелая грудь выпячена вперед и кажется еще больше. С трудом гашу желание стащить с себя пиджак, чтобы прикрыть ее сию же секунду. Мне кажется, на неё пялится каждый мужик, присутствующий в комнате, хотя это не так. Со мной работают гребаные профессионалы, которых не сбить с толку так просто. Один я ведусь… До сих пор ведусь, как пацан последний. И пялюсь, жру её взглядом. Облизываю. Шикарную гриву волос, идеально вылепленные скулы и пухлые губы. Соскальзываю ниже. Задерживаюсь на проступивших под тонкой блузкой сосках. Сжавшихся от холода или страха? И южнее. На все такую же, как я запомнил, узкую талию, крутые бедра, обтянутые разошедшейся по шву юбкой, точеные ноги, тонкие щиколотки и слишком длинные, как для женщины, ступни с алым педикюром.
— Немедленно объяснитесь, на каком основании идет обыск и представьтесь!
Голос Быстрова звучит почти нормально. Почти. Лишь в конце немного срывается, выдавая его волнение. Тертый калач. Сразу видно. Обычно в таких случаях даже взрослые мужики плачут, как сопливые барышни.
