Х. Ф. Лавкрафт
ТВАРЬ У ПОРОГА
Пер. Э. Серовой
I
Яне отрицаю того факта, что действительно всадил шесть пуль в голову своего лучшего друга, и все же намерен доказать вам, что не являюсь его убийцей. Допускаю, что люди посчитают, будто я сам лишился рассудка, причем обезумел даже больше, чем тот человек, которого я застрелил в палате психиатрической лечебницы Эркхама, и все же уверен, что со временем кое-кто из моих читателей сам взвесит каждое из моих показаний, сопоставит их с общеизвестными фактами, и задастся вопросом, могли я совершить что-то иное, нежели то, что сделал в действительности, столкнувшись с тем кошмаром — той тварью, которая добралась до порога моего дома.
Прежде, можно сказать, вплоть до той самой нелепой и дикой встречи на крыльце собственного дома, я также считал все эти рассказы, которые в конечном итоге и заставили меня действовать столь решительным образом, сплошным бредом безумца. Даже сейчас продолжаю задавать себе вопрос, не был ли я введен в заблуждение, поскольку в подобном случае и вправду оказался бы сумасшедшим маньяком. Одним словом, я ничего не знаю наверняка, хотя кругом меня ходит масса всевозможных странных слухов про Эдварда и Айзенат Дерби, и даже наша флегматичная и бесстрастная полиция оказалась полностью сбитой с толку и не может найти объяснения тому последнему кошмарному визиту. Разумеется, они предпринимали, да и до сих пор продолжают предпринимать слабые попытки создать некое подобие теории или версии, желая объяснить случившееся всего лишь дикой и мерзкой шуткой-предостережением, якобы подстроенной уволенными слугами, хотя в глубине души и сами наверняка убеждены в том, что правда лежит значительно глубже, представляет собой нечто гораздо более невероятное и ужасное.
Итак, я торжественно заявляю, что в действительности не убивал Эдварда Дерби — разве что отомстил за его жизнь и таким образом спас нашу Землю от того ужаса, развитие и распространение которого могло иметь самые чудовищные последствия для всего человечества. Теперь я знаю, что в непосредственной близости от тех мест повседневной, реальной действительности, по которым ежедневно ступают наши ноги, существуют — также обитаемые — мрачные зоны черной, непроглядной тени, и время от времени та или иная дьявольская душа прокладывает оттуда к нам свои зловещие тропы. Когда происходит нечто подобное, человек, которому это стало известно, просто обязан нанести решающий удар, не тратя времени на раздумья о возможных последствиях.
Эдварда Пикмэна Дерби я знал на протяжении практически всей его жизни. Будучи на восемь лет моложе меня, он сызмальства отличался тем не по годам развитым умом, который позволил нам с ним иметь много общего уже тогда, когда ему было всего восемь лет, а мне уже шестнадцать. Это был самый поразительный, от природы одаренный ребенок, которого мне когда-либо доводилось видеть в своей жизни. Уже в семилетием возрасте он писал свои угрюмые, мрачные, фантастические стихи, немало изумлявшие и меня, и окружавших его учителей. Допускаю, что, именно его индивидуальное образование, а также уединенный, во многом изнеженный образ жизни отчасти обусловили столь раннее умственное созревание. Будучи единственным ребенком в семье, он от рождения был весьма слаб физически, что сильно тревожило его нежно любящих родителей, ни на шаг не отпускавших от себя свое чадо. Ему никогда не разрешали выходить из дома без няни, и он практически не имел возможности беззаботно и свободно играть с другими детьми. Все это, несомненно, отразилось на личности мальчика, сформировало его весьма скрытную внутреннюю жизнь, оставив воображение единственным путем к внешней свободе.
Как бы то ни было, уже его ранние детские познания отличались поразительной, поистине фантастической широтой, а свободная и легкая манера письма неизменно пленяла меня, даже несмотря на мое превосходство в возрасте. К тому времени я обнаружил в себе склонность к искусству весьма гротескного свойства, и обнаружил в этом мальчике на редкость близкую мне душу. Помимо нашей общей любви ко всевозможным тайнам и чудесам, мы, несомненно, оба были очарованы тем древним, постепенно разрушающимся и чуточку страшноватым городом, в котором мы жили — опутанным ведьмиными проклятиями и загадочными легендами Эркхаме, чьи слепившиеся в единую массу, прогнувшиеся двускатные крыши и рассыпающиеся георгианские балюстрады веками возвышались над мутными, тихо журчащими, словно что-то нашептывающими себе водами Мискатоника.
Шло время. Через несколько лет я стал архитектором и потому оставил былую затею проиллюстрировать книгу демонических поэм Эдварда, хотя связывавшие нас отношения товарищества от этого ничуть не пострадали. Странный поэтический гений молодого Дерби еще больше раскрылся, и к восемнадцатилетнему возрасту собрание его жутковатой лирики произвело подлинную сенсацию в кругах местной интеллигенции, будучи опубликованным под названием «Азатот и другие ужасы». Он поддерживал регулярную переписку с печально известным поэтом бодлерианского направления Джастином Жоффреем, написавшим «Людей Монолита» и в диких муках встретившим в 1926 году свой смертный час в сумасшедшем доме после того, как однажды посетил зловещую и пользовавшуюся дурной славой венгерскую деревню.