Мальцевские бани. Суббота. Народа достаточно. В одной из раздевальных коморок то и дело слышатся возгласы:
— Эй, мальчик! Поднеси-ко нам еще пару стаканчиков мадерного былия, а на закуску соленый огурец!
В коморке говор, хохот. Время от времени выскакивает оттуда медно-красное тело с бородой клином и бежит по раздевальной комнате. За ним гонится с веником в руках такое же тело с бородой лопатой и старается стегнуть нагоняемого. Посетители начинают морщиться.
— Что это у вас застоялые жеребцы разыгрались? — спрашивают они у банщика.
— А это купцы тешатся-с. Почитай, часа три уж у нас в бане сидят, — отвечает банщик. — Известное дело: в голову попало, ну и игра началась.
В одну из таких погонь одного тела за другим дверь отворилась и в раздевальню вошел третий купец — борода окамелком. Бегающие тела как раз наткнулись на него.
— Тихон Савельич! Какими судьбами? — воскликнули они в один голос.
— А вот знакомого героя попарить привел. Он у меня в лавке мясо на всю роту закупает, — отвечает купец — борода окамелком. — Спервоначалу в трактире чайку с ним напились. Он мне про войну рассказывал, а потом я и пригласил его в Мальцевские, чтоб на дворянской половине с парадом парить.
За купцом действительно стоял бравый ефрейтор с Георгиевским крестом. Тела почтительно поклонились ему и протянули руки.
— Оченно приятно… — заговорило тело с бородой клином. — А мы вот тоже победу празднуем. Подряд у жидов сегодня в интендантстве отбили. И подрядишко-то ледященький, да уж борьба-то с жидами велика была. Спервоначала поехали в Малоярославец уху стерляжью с расстегаями хлебать, а оттуда куда деваться? В театре немецкое представляют, в клубе — в мушку полушубок, пожалуй, еще вычистят, ну мы сюда и надумали.
— Эй, мальчик! Тащи сюда четыре шкалика мараскину с коньяком, а на закуску букиврот с тешкой! — крикнуло тело с бородой лопатой. — Позвольте уж вас, господин герой, как подобает здесь встретить, — обратилось оно к солдату. — Мы тоже не свиньи и понимаем…
— От хлеба, от соли не отказываются, — отвечал солдат и стал раздеваться.
Купцы с любопытством осматривали его и даже щупали.
— Скажи на милость, все места у него целы, ни одной царапины! — дивились они. — И бомбой не задело, и контузии не было?
— Каким в поход пошел, таким и из похода вернулся! Все части на своих местах, — дал ответ солдат, хлопнул себя по голым бедрам и, чокнувшись, выпил предложенную ему рюмку.
— Вот и прекрасно! — заговорили купеческие тела. — Пусть эта раздевальная для нас Румынией будет, — и направились в мыльную, но вдруг тело с бородой окамелком у самых дверей крикнуло:
— Стой! Стой! Пили мы от вас, а теперь выпейте и вы от нас. Давеча была Румыния, а теперь пусть будет переход через Дунай. Нельзя! В мокрую Туретчину идем. Эй ты, Сулеман-паша! Изобрази-ка нам такую же перестрелку, какая давеча была: четыре митральезы подай, а на закуску лимончика, — отдало тело приказание мальчику.
— Вот это дело! — одобрили все хором и сели около дверей в мыльную. — Инженеры, чего стали? Наводите понтонные мосты-то! — отдали они приказ смотрящим на них, как на диво, парильщикам. — И вам за храбрость по стаканчику дадим.
— У нас все готово-с, — отвечали радостно парильщики. — Только мыло взмылить. Пожалуйте!
Выпили и хотели идти в мыльную, но вдруг опять команда:
— Ни с места! Ровняйся! Сначала антилерию через Дунай переправим!
Тело с бородой лопатой побежало в раздевальную коморку и вернулось оттуда с тремя бутылками пива и стаканом.
— Вот и пушки при нас. Теперь «ура»!
Все ринулись в мыльную при громком смехе публики.
— Казачьими-то пиками запасайтесь! Пиками! — кричал в дверях кто-то, хватая из ящика охапку веников.
Парильщики начали окачивать «гостей» водой.
— Фу ты, дунайская-то вода какая важная! Не в пример лучше нашей! — раздался возглас. — Вот мы и на турецкой земле. Что теперь у нас в руках?
— Никополь.
— А коли Никополь, то за Никополь надо выпить! Сядем спервоначала в пивную траншею, а потом Плевну начнем брать.
Пивная траншея была выполнена.
— В жаркую баню попотеть пойдете? — спрашивали парильщики.
— Необразованность! Как ты спрашиваешь в своем невежестве? — перебило одно из тел. — Теперича такая модель, чтоб говорить: под Плевну пойдете ли, а не в жаркую баню.
Вошли в Плевну и опять команда:
— Мальчик! Тащи сюда четыре рюмки прежнего сословия!
— Позвольте, здесь нельзя-с… У нас только в раздевальных комнатах пьют, — останавливали парильщики расходившиеся тела.
— Врете вы, башибузуки! Коли ежели мы теперича ранены, то нужна же нам медицинская помощь!
Какой-то парильщик нашелся.
— Не извольте беспокоиться! — сказал он. — Все будет исполнено. Я незаметным манером в шайке пронесу.
— То-то. Ах вы, интенданты! Не учить вас, так беда. Ребята! Вон гора Балкан виднеется! Теперь на Шибку «ура»!
Тела с радостным гоготанием залезли на полок и начали хлестаться вениками. Залез и солдат.
— Служивый, голубчик, рассказывай нам теперь про войну! — упрашивали его. — Ну что, под Дубняком жарче было?
— Помилуйте, господа купцы, нешто на полке можно про сражение?.. Я лучше вам потом… — конфузился солдат.
Парильщик принес в шайке, что у него просили. Тела от жару и от выпитого совсем развезло. Еле сошли они с полка и, держась друг за друга, вышли в мыльную. Там уже ждали их парильщики с мочалками в руках. Тела, как снопы, повалились на скамейки.
