Капитан почтового галактического лайнера Спиридон Свистоплясов никогда особенно не отличался деликатностью в обхождении. Его манеры временами доводили до обморока наиболее впечатлительную часть публики портовых городов и космических баз. Друзья настоятельно советовали Спиридону укротить хоть немного свой буйный нрав и держаться по возможности в рамках приличий. Спиридон, обыкновенно, на это отвечал, что добросердечнее его не найти человека во всей галактике, а что же касается рамок приличий, то ни о чем таком он сроду не слыхивал.
На этот раз в кабачке «Космическая черепаха» было сравнительно тихо. Капитан Спиридон, обманывая ожидания всех своих поклонников, спокойно сидел за столом со своим другом и учеником Федей Левушкиным и сосредоточенно поглощал бутерброды с марсианской полукопченой колбасой. Обычной, земной колбасы на этот раз почему-то не оказалось, ее или забыли завезти на базу, или уже съели. Посетители «Черепахи» смутно надеялись, что Спиридон по этому поводу проявит свои незаурядные способности и разнесет администрацию в клочья, но Левушкин о чем-то напомнил ему вполголоса, и он примирительно закивал головой:
— Хорошо, не буду поднимать шум, но в мое время за такие штучки…
А надобно заметить, что в наш просвещенный и высокоинтеллектуальный двадцать пятый век капитан Спиридон попал прямиком из загадочного и во многом сумбурного двадцатого столетия. Да! Да! Именно из этого смутного времени! В конце двадцатого столетия Свистоплясов участвовал в экспедиции к поясу астероидов и его корабль в окрестностях небольшой Черной Дыры затянуло во временную воронку и забросило аж на три с половиной столетия вперед, в будущее. Этим, кстати, во многом и объясняется некоторая интеллектуальная отсталость капитана Спиридона и определенная консервативность его взглядов на многие проблемы современности. Впрочем, капитан Свистоплясов по праву пользуется заслуженным уважением и почетом среди ветеранов нашего Космофлота и с его мнением и опытом считается самое высокое начальство. Но давайте вернемся в кабачок.
Итак, капитан Спиридон и его друг Федор Левушкин мирно обедали, а за соседним столиком в это же самое время текла беседа. Два заезжих с Земли биолога рассуждали об инопланетных цивилизациях и о возможности контактов с ними. Тема эта пользовалась популярностью, и постепенно в разговор включились еще несколько человек — и обсуждение стало всеобщим. Только капитан Спиридон и его спутник молча пережевывали марсианскую колбасу и слушали. Со стороны было не совсем ясно, затрагивает возникшая дискуссия сердце старого космического волка, или же он остается ко всему происходящему равнодушным. Однако Федор Левушкин за долгие годы совместных полетов хорошо успел изучить характер своего учителя и друга и понимал, что уж в чем, в чем, а в равнодушии Спиридона не упрекнешь. Федя чувствовал, что старик Спиридон накаляется изнутри, что вот-вот произойдет воспламенение, но ничего не мог поделать — обычные методы противопожарной безопасности в таких случаях на Свистоплясова, как правило, уже не действовали. Между тем, когда один юный физик заявил, что он за контакты с любыми цивилизациями, температура капитана достигла критической точки. Спиридон быстро повернулся к бедняге и, созерцая его, как удав кролика, спросил:
— А что вы, черт возьми, вообще знаете об этих контактах? Сижу здесь уже час, пережевываю эту мочалку и только и слышу, что про контакты. Контакты! Инопланетяне! Контакты! Сдохнуть мне на месте, если я не сыт всем этим по горло! А ведь никто из вас, прошиби меня метеорит, и не видел пи одного живого инопланетянина! Никто, наверное, из вас и не знает, как с ними общаться и на каком языке говорить!
— Уж, конечно, не на вашем… Здесь необходим тонкий подход, — не выдержал один из биологов.
— Тонкий подход? — Спиридон презрительно скосил на биолога глаза. — И вы туда же — утонченность чувств, изысканность выражёний. А вы знаете, молодой человек, иногда в космосе создаются ситуации, когда без этих самых выражений не обойтись, а все изыски и деликатность приходится отставлять в сторонку. Нет, у вас на Земле, конечно, там деликатность необходима, а вот в иных мирах…
— Правила поведения диктуются создавшимся положением! — многозначительно поддакнул своему другу Левушкин.
— Э! Да брось ты! — обрушился на него Спиридон. — Если бы я всегда действовал по правилам, наши с Лешкой Гавриловым кости давно бы валялись на одной чертовой планете.
— Ого, капитан! Это новая история! Я ее не слышал! Выкладывайте! — оживился Левушкин, используя последнюю возможность утихомирить своего вспыльчивого друга.
— И правда, кэп! — поддержали Левушкина биологи. — Похвастайтесь своими подвигами.
— Хвастаться-то особенно нечем, — покраснев от смущения, произнес Спиридон. Чувствовалось, что старик начинает успокаиваться. — Я тогда, — продолжал он, — совершил одну непростительную глупость, с которой, собственно, и начались неприятности. Впрочем, раз уж зашла речь об этом, — слушайте. Нас было трое: я, мой помощник — Алексей Гаврилов и Штопор. Штопор — это мой пес. Умнейшее животное, доложу вам, с ним я порядком поколесил по планетам, вместе пережили кучу различных приключений и хорошо изучили привычки и склонности друг друга. С Гавриловым же — мой первый полет. Парень Лешка был неплохой, дело свое знал. Я у него нашел только один крупный недостаток — очень уж он любил пыль в глаза пускать. Франт, одним словом. Манеры самые изысканные, за версту столичным воспитанием и образованием несет, а чтобы когда кому в морду врезать (за дело, разумеется) или выругаться — боже упаси — совершенно не умел. Конечно, такой образ жизни имеет свои положительные стороны, к примеру, на базе все девочки от него были без ума. В космосе же, на мой взгляд, все это было не всегда к месту и меня вся эта его одухотворенность и благовоспитанность немного раздражала, но мы с ним ладили.