Дождь был страшный. Клочко, кажется, и представить себе не мог раньше, что бывают такие дожди. Вода не лилась – она стояла плотной стеной, дрожащей, вибрирующей, будто живой, разбивалась о землю, упруго подскакивая, и тут же увлекалась струями, потоками, реками, затопившими всё вокруг. Кромешную тьму время от времени прорезали яркие вспышки молний, где-то совсем рядом, а секунду спустя однотонный грохот дождя нарушался взрывом чудовищного грома. Затем ещё одна вспышка – и ещё один взрыв. И казалось, не будет этому конца. Дождь лил уже несколько часов, с вечера, и даже не собирался утихомириться.
Машина с трудом плыла по дороге, свет фар выхватывал ближайшую пару метров и дальше таял без следа. Таксист нервничал, время от времени закуривал, Клочко напоминал ему, что не выносит дыма и что окна закрыты, и таксист, матерясь, тушил очередную сигарету, давя её в пепельнице. Их там собралась уже целая коллекция, а в машине стоял сигаретный смрад, несмотря на то что таксист так ни одной сигареты и не выкурил. У Клочко уже побаливала голова. Он посмотрел на часы. Скоро должно было светать, но он не был уверен, что рассвет сумеет пробиться сквозь этот фантастический ливень. «Господи, это похоже на сон, – подумал он, – дурной сон».
Наконец машина заехала в ворота, и Клочко застегнул свой плащ. Открывать зонт не имело смысла: во-первых, до входа в приемный покой всего несколько метров, а во-вторых, Клочко уже был мокрым до нитки, ведь тех нескольких секунд, что он бежал от двери подъезда к машине, оказалось достаточно, чтобы на его одежде не осталось сухого пятнышка. Машина остановилась. Клочко расплатился, вдохнул, выдохнул, снова набрал полную грудь воздуха, распахнул дверь и выскочил под дождь. На него тут же обрушился водопад, сильный и злой, не позволяя собраться с мыслями, ничего толком увидеть или понять, и Клочко в ужасе мчался что было сил к дверям, на непослушных ногах с прилипшими штанинами и полами плаща, хлюпая промокшими насквозь ногами, выставив руки куда-то в стороны и вверх, будто пытаясь защититься от неведомой силы. В конце концов он забежал под козырёк, и стена дождя осталась у него за спиной. Он восстановил дыхание и открыл двери.
Ему навстречу выбежала медсестра.
– Николай Сергеевич, Николай Сергеевич, – лепетала она с южным акцентом, – слава богу, а мы вас тут ждём. Я уж и не знала, что думать. Вы сказали «еду», а я и не знаю…
– Ну что, – грозно выдавил из себя Клочко, отряхиваясь, – где он, этот ваш пациент? Что за срочность-то? Господи, что ж там такого, что до утра не могло подождать?..
– Так вы ведь сами сказали – если что, сразу вам звонить. Я и позвонила. – она помогла Клочко снять плащ, – а до утра, я так побоялась, что он и не дотянет…
– В смысле, не дотянет?.. Он что, ранен, что ли?
– Нет, он… да вы пройдите, посмотрите сами.
– Ну да, верно. А где дежурный врач? Кто там, Андрей сегодня?
– Ну да, ну да, Андрей Владимирович. Он в шестом корпусе.
– Что он там делает? Да ещё в такой дождь? Он был, когда этого вашего гостя доставили?
– Нет-нет, он был в шестом корпусе.
«С этими его блядками Андрей доиграется когда-нибудь», – зло подумал Клочко, но вслух ничего не сказал. Он разделся до рубашки и отдал верхнюю одежду медсестре. Сам он уверенно прошёл в уборную, где попытался кое-как подсушиться, вылил воду из туфель, отжал носки, затем помыл руки и умылся. Он приложил руки к лицу и постоял так несколько секунд, успокаиваясь. Затем отнял руки и посмотрел на себя в зеркало. «Ну что? – подумал он. – Сам сказал, чтоб тебя будили посреди ночи, рвёшься в заоблачные дали, хочешь научной работы, хочешь защитить диссертацию, много всего хочешь и сразу. Выгребай теперь».
– Давай посмотрим на него, – сказал он вслух, закрутил воду и вышел.
Вслед за медсестрой он прохлюпал по ярко освещённому коридору до лестницы, затем на второй этаж, затем до одиночных палат. Возле третьей палаты на табуретке, прижавшись спиной к стене, сидел санитар и читал газету. Увидев Клочко и медсестру, он аккуратно сложил газету и встал. Из-за двери доносилось глухое мычание, оно было похоже на работу некоего прибора – с перебоями, но уверенно пыхтящего над какой-то своей, приборовой, задачей.
– Когда его доставили? – спросил Клочко и сел на другую табуретку. Санитар тоже сел и не спеша пожал плечами.
– Да часа три назад.
– И что, он всё время вот так мычит?
– Ну что вы… это он уже успокоился. Он тут такие концерты закатывал: то орал, то пел как-то…
– Пел?..
– Ну, не знаю даже… такие звуки издавал, я таких и не слышал даже никогда. – Санитар попробовал повторить звуки, у него получился набор голосовых модуляций, определенно напоминающих крик Тарзана.
Клочко опер локти о колени и погрузил лицо в ладони на несколько секунд. Затем опять посмотрел на санитара:
– Опознали?
– Я ж вам по телефону сказала, что нет, – вставила медсестра. – Они говорят: будем опознавать, а до установления личности, говорят, путь у вас тут побудет.
– Чего они его посреди ночи привезли-то? – спросил Клочко. – Что у них, КПЗ переполнено совсем? И не поленились же в такой дождь…
