Мощенная квадратными плитами дорога, огибавшая площадь, называлась Белой, поскольку соединяла Царские ворота и дворец Царя царей, Императора Карнагрии. В эти ранние часы дорога, в общем-то, отвечала своему названию благодаря трудам городских метельщиков. Но первые навозные плюхи уже «украсили» ее, а к полудню прохожим придется очень внимательно глядеть под ноги, чтобы не соскребать потом липкое и вонючее с подошв.
Час был ранний, однако торговля уже началась, и мальчишки-зазывалы вопили во всю мочь отдохнувших за ночь глоток.
Но это на рынке. У домиков же, выстроившихся вдоль Белой дороги, в это время суток было далеко не так оживленно, как в более темные часы. То, чем здесь торговали, ночью пользовалось большим спросом, и здешние зазывалы к утру притомились. Тем не менее трех воинов в красных доспехах и таких же красных плащах, гордо шествовавших по самой середине улицы, пытались остановить трижды на протяжении всего пятидесяти шагов. Щедрость и любвеобильность лучших солдат Карнагрии, Гвардии Императора, Алых, равнялась их воинской доблести. Но воины только отшучивались. Они уже избавились от избытка семени и искали других развлечений.
И нашли.
На деревянной лесенке, ведущей к занавешенным красно-черной тканью дверям, на корточках сидел самериец.
Трое Алых, как по команде, замедлили шаг и переглянулись. Из-за плеча чужеземца торчала рукоять меча. Заманчиво!
– Эй, брат,– громко сказал один солдат другому.– Что там делает эта грязная обезьяна?
– Я думаю, обезьяна гадит! – отозвался второй.
И испустил соответствующий звук.
– А почему она не сняла штаны? – поинтересовался первый.
– Потому что это самерийская обезьяна! – подчеркнуто серьезным тоном ответил второй.– У них там ходят голышом. Она привыкла.
– Да нет! – вмешался третий.– Она просто засмотрелась на ту ослицу. Знаешь, у самерийцев слабость к ослицам. Засмотрелась и забыла снять штаны.
Трое остановились напротив лесенки.
Мишень их шуток, самериец, даже не шелохнулся. Его широкое, с темной, морщинистой кожей лицо не выражало никаких эмоций. Как будто он не понимал карнитского диалекта.
Алых это еще больше раззадорило.
– А почему она не кланяется нам? – спросил третий.– Почему вонючая самерийская жаба не выказывает нижайшее почтение?
– Пожалуй, придется отрезать жабе косу,– заявил второй.– Как думаете, братья, сгодится этот хвост для метлы моему рабу?
– Вряд ли,– ухмыльнулся первый.– Слишком грязный.
Пара мальчишек-зазывал из домов развлечений уже приплясывала вокруг, предвкушая зрелище. Остановились и несколько человек из покупателей, направлявшихся на рынок. Похоже, будет потеха!
Возможно, знай Алые, что перед ними не просто уроженец Самери, а самерийский горец , они отнеслись бы к чужаку с бо€льшим уважением. А может, и нет. Здесь, в Карнагрии, мало что знали о Самери.
– Может, он сдох? – выдвинул предположение первый солдат.– Гляньте, братья, даже не сморгнет!
Городской стражник остановился в десяти шагах. Но и не подумал вмешаться. Будь это сокт, фетс или эгерини – может, и вступился бы. Хотя… Защищать чужеземца от гвардейцев Императора? Ищите дурака!
– Я знаю, как проверить, сдох он или нет! – заявил второй.
Он порылся в поясном кармане и выудил медную монету.
– Вот,– показал он друзьям.– Медь! Любимый металл самерийцев!
– Почему? – спросил первый.
– Потому что лбы у них медные.
– Точно?
– Клянусь целкой его бабушки. Сейчас услышите!
И запустил медяком в лоб самерийцу.
Но его ждало разочарование. Чужеземец с необычайной ловкостью перехватил монету и метнул обратно. Медяк угодил в лоб Алого, пониже края шлема, и до крови ссадил кожу.
Вид у опешившего воина был такой, что один из мальчишек-зазывал хихикнул. Но – в кулак. Не дай Ашшур попасть под руку рассердившемуся Алому!
А воин действительно рассердился. И схватился за меч. Шутки кончились.
Самериец как ни в чем не бывало сидел на корточках. Трудно было оценить его стать в таком положении. Хотя по морщинам и серой от седины косе видно было, что не молод.
Алый, держа руку на оголовье меча, подступил к лесенке.
– Поднимайся, макака! – потребовал он.– Поднимайся, и я выпущу дерьмо из твоих кишок!
Самериец бесстрастно смотрел в пространство. Он выполнил поручение Старших, и теперь только Честь и Судьба были властны над ним. Жизнь или смерть – какая разница?
– Побрей ему башку, брат,– предложил первый солдат.– Срежь его грязный хвост, подаришь его золотарям!
Тот, кому рассадили лоб, вытянул из ножен меч.
– Верно,– сказал он.– Раз ты, обезьяна, не желаешь драться, я побрею твою медную башку, а меч подарю какой-нибудь здешней девке. Ей он будет – в самый раз!
– Да, да,– поддержали в толпе зевак.– Побрей обезьяну, Алый!
Солдат шагнул на лесенку… и вдруг кубарем, перевернувшись через голову, откатился назад.
Никто из зевак ничего не понял. Нужно быть воином, чтобы успеть увидеть происшедшее. Однако все увидели, что чужеземец уже на ногах и двумя руками, не по-здешнему, держит перед собой меч.
Алый не пострадал. Он успел уйти от молниеносного выпада, хотя и не лучшим образом. Два его товарища тут же выступили вперед, прикрывая. Но самериец не спешил добить обидчика. Он медленно, ставя ноги носками наружу, спустился по лесенке, низкорослый, широкоплечий. Самериец был настолько не похож на обитателей Великондара, что даже не казался зевакам человеком.
