Здание было старинное. В давние времена, лет сто назад, в нём устроили гимназию, а ещё раньше, до Первой обороны, здесь размещались классы морских юнкеров. Говорят, в этом доме не раз бывали знаменитые адмиралы парусного флота — те, кто похоронен сейчас в белом храме на горе, высоко над синими бухтами.
От французских и английских ядер здание почти не пострадало. Чудом уцелело оно и во время последней войны. Теперь в этом длинном двухэтажном доме находилась обыкновенная школа номер двадцать. Общеобразовательная, средняя, с преподаванием ряда предметов на английском языке. Проще говоря, «с английским уклоном».
С тыльной стороны к школе пристроили спортивный зал и крыло для малышовой продлёнки, а классы и кабинеты помещались в старом корпусе.
Окна были узкие и очень высокие, прорезанные в могучих стенах из посеревшего инкерманского камня. Перед окнами росли громадные акации. В самый знойный полдень в классе стоял мягкий зеленоватый свет и было прохладно.
…За окнами забренчал звонок. Славка удивился: неужели конец урока? Но ни один человек не поднял головы от тетради. Значит, просто недалеко от школы проехала машина для сборки мусора. Они ездят медленно и водитель на ходу звенит колокольчиком. Здешние ребята умеют отличать колокольчик от школьного звонка. А Славка ещё не научился…
Славка улыбнулся, отодвинул тетрадь и стал смотреть на окна. В крайних были только деревья, и между листьями ярко синели клочки неба. В среднем окне видна была часть школьною двора и белая изгородь с решетчатым каменным забором. Её узор напоминал поставленные в ряд штурвалы.
За «штурвалами» виднелись крыши ближних улиц — школа стояла на взгорье. Крыши были под оранжевой ребристой черепицей. Раньше Славка видел такие лишь на картинках и в кино. Между крышами торчали узкие острые тополя. Они назывались «пирамидальные», но походили не на пирамиды. На зелёные копья они походили.
Дальше было видно только небо. Но Славка знал, что за крышами и тополями лежит море.
От того, что море совсем близко, Славку ни на миг не покидала спокойная прочная радость.
Он познакомился с морем не так, как ожидал… В самолёте Славку укачало, и в конце рейса он уже не поднимал голову с подлокотника кресла. И чего греха таить, несколько раз даже сунулся носом в плотный бумажный пакет, который по маминой просьбе торопливо принесла стюардесса. Когда через динамик объявили, что самолёт идёт над «самым синим в мире» Чёрным морем, Славка не смог даже привстать, чтобы глянуть в иллюминатор.
Мама сказала укоризненно и жалобно:
— Что же ты? А ещё в моряки собрался.
Славка в ответ еле шевельнул спиной. Мама сама не понимала, что говорила. Качки Славка не боялся. А самолёт и не качало, он шёл, как автобус по бетонке, но всё равно желудок наливался муторной тяжестью, и сердце словно повисало в пустоте.
Из самолёта Славка вышел на ватных ногах и с каплями на лбу. Пахло нагретым бетоном от рулёжной дорожки, остывающим металлом от самолёта и незнакомыми травами откуда-то издалека — от вечернего горизонта.
Земля качнулась под Славкой, но он улыбнулся.
«Пусть, — подумал он. — Ничего…»
Эта земля была не виновата, не она измотала Славку. Измотал самолёт, а он был частью прежней жизни, частью города, из которого Славка прилетел. Там могло быть плохо, а здесь уже не могло…
Ехать надо было ещё километров семьдесят, и мама боялась. Думала, что в машине Славку совсем укачает. Но пока получали багаж, пока мама искала такси, Славка почти пришёл в себя.
Кода подъезжали, было совсем темно. Города Славка не увидел. Он увидел только несметное множество огней — и очень ярких, и не очень, и еле заметных. Они горели и внизу и вверху, потому что улицы взбегали высоко по склонам. В небе огни смешивались со звёздами, а внизу вытягивались в дрожащие золотые нитки. Славка понял, что огни отражаются в чёрной воде. Среди отражений тоже горели огни: белые, зелёные, красные.
— Это корабли! — догадался Славка. — Мама, там корабли!
Было похоже на сон. Голова слегка гудела от долгой дороги, врывался в кабину и шумел в ушах тёплый ветер, стремительно шуршали колёса. А огни наплывали — снизу, сверху. Отовсюду…
— Мама, это же корабли, да?
Мама погладила его по плечу.
— Большой рейд, — сказал водитель. — Флот стоит…
Они долго ездили по узким улицам с неяркими фонарями, искали переулок с названием Якорный спуск. Машина выла на крутых подъёмах. Славку опять слегка замутило. Мама нервничала. Ей казалось, что водитель спешит и сердится. Но шофёр сделал всё, как надо: отыскал нужный дом, подъехал к самой калитке, вытащил из багажника чемоданы и сказал:
— С прибытием вас. Всего вам хорошего…
Бабушка Вера Анатольевна оказалась высокой старухой с морщинистым коричневым лицом. Она неторопливо и крепко обняла маму, и они поцеловались. Потом она протянула к Славке ладонь, словно хотела по голове его погладить, но не дотронулась. Пожевала впалыми губами и тихо сказала:
— Вот ты какой, Славушка. Большой…
Морщины у неё слегка разошлись. При яркой лампочке Славка увидел, что лицо у Веры Анатольевны покрыто мелкой белой сеткой: это кожа в глубине морщинок была незагорелая…
![Маленькие дикари [Издание 1923 г.]](/storage/book-covers/1b/1b2516e2f9eee2afd69639a85a22ac78d6976cc0.jpg)
