Я не могу открыть глаза. Мои ресницы, будто закованные в железную тушь, не дают разлепить тяжелые веки. Тяжелые, как после наркоза.
Не понимаю, где нахожусь. Часть меня отошла ото сна и словно пытается всплыть со дна океана, но тело мое легко и, кажется, что качается в колыбели его волн.
Пытаюсь понять, что чувствую.
До слуха доносятся перешептывания шин с асфальтом, низкосортные куплетики с радио восьмидесятых, сопение кондиционера, который давно пора починить.
Мой нюх улавливает тонкий букет маминых духов, аромат прохладной кожи салона машины, запах сосны от освежителя, качающегося на зеркале заднего вида.
Ощущаю как ремень безопасности давит на шею (она потом точно будет болеть). Чувствую, как от кожи на сиденье по ногам течет липкий пот.
Похоже, мы куда-то едем.
Раньше мне всегда нравилось, что придешь, бывало, домой после школы, а родители уже подготовили машину. И мы — я, мама и папа, иногда моя лучшая подруга Хлоя, отправляемся путешествовать куда глаза глядят. Просто едем, глазеем, и останавливаемся, где хотим: у заповедников, музеев, маленьких магазинчиков, продающих гипсовые отпечатки следов Снежного человека. Папино звание фотографа-любителя вынуждало нас позировать для туристических фото на память. И по сей день наш дом завешан снимками из поездок так, что не видно обоев. На фото мы ставим друг другу рожки, косим глаза и высовываем языки, как ненормальные.
Машина подпрыгивает и мои мысли уносятся одна за другой в туманную даль. Воспоминания перемешиваются и вихрем проносятся мимо, оставляя в фокусе несколько кадров из моей жизни: вот мама готовит, вот Хлоя улыбается, папа сидит за кухонным столом, Гален удаляется через черный ход.
Стоп. Гален..
Теперь все картинки моей памяти выстраиваются в стройный ряд, и я смотрю свою жизнь, как кино. Фильм о том, как я оказалась заперта в маминой машине в полуобморочном состоянии. Теперь я понимаю, что это не одно из путешествий семьи Макинтош. Такое просто не возможно.
Мой отец умер от рака два с половиной года назад.
Три месяца назад, в Дестине на побережье Флориды, Хлоя погибла от зубов акулы. Значит, и со знакомства с Галеном прошло три месяца.
Но я не уверена, сколько времени прошло с тех пор, как Гален и его друг Тораф отправились на поиски Грома. Грома — короля Тритонов и старшего брата Галена. Грома, который должен был стать мужем моей матери. Грома — Сирены, полу-мужчины и полу-рыбы. Человека-рыбы, который должен был жениться на маме. Моей маме, которая оказалась Налией, считавшейся мертвой принцессой из рода Посейдона, давно пропавшей и жившей все эти годы на поверхности, потому что...
Потому что моя мамочка, ее морское величество... совсем выжила из ума!
Она меня похитила.
Всю дорогу к пляжу Джерси, Гален посматривает на Грома в надежде поймать взгляд благодарности или радости. Взгляд, что подтвердит правильность его решения приплыть сюда. Что-то, что уверит Галена в стойкости брата, после того, как он ему рассказал, где, с кем и зачем виделся.
Но, как обычно, Гром скрывает, что творится у него внутри. И, как обычно, Гален не знает, как вскрыть эту молчаливую устрицу. Даже подплывая к берегу, безучастный Гром напоминает прибитое на мель бревно.
Отыскав плавки в расщелине скалы, одном из тайников неподалеку от дома Эммы, Гален протягивает их Грому. Пока тот разглядывает гавайский рисунок, Гален и Тораф отыскивают и надевают свои. Гром расправляет плавник и растирает его кулаками прежде, чем принять человеческий облик. С тех пор, как они покинули территорию Тритонов, его плавник ныл из-за волнения от грядущей встречи с Налией.
И от близости разгадок, которые они давно искали.
Наконец, Гром перевоплощается в человека и начинает натягивать плавки так осторожно, словно их края прошиты акульими зубами. Гален хочет сказать ему, что одеть шорты проще простого, но вместо этого произносит:
— Дом совсем рядом, на берегу.
Гром кивает и опускает голову в воду, чтобы смыть водоросли с лица. Тораф быстро отряхивается, как полярный медведь, выбравшийся из воды. Если сейчас Тораф помчится к дому, Гален не удивится, ведь там осталась Рейна.
Гром не поверил бы своим брату и сестре, изгнанным из обоих королевств, а Торофа послушал. Им повезло — Юдор раньше добрался до короля Тритонов с новостью о том, что засек биение сердца Налии. Юдор был учителем всех Ищеек Сирен и в нем никогда не сомневались.
И все же, было бы легче всех убедить, поплыви Налия с ними в королевство Тритона. Заверить Грома в том, что она жива, было почти так же сложно, как убедить его подняться на землю. Но, как и Гром, Налия спряталась в свою раковину и не хотела ничего говорить о случившемся много лет назад. Все, что удалось у нее выудить были слова "Можете привести Грома ко мне".
Видя, как Налия упирается и кричит от его попыток отвести ее к берегу, Гален решил и растроенную Эмму, и её матушку оставить под ответственность Рейны. Правда, слово "ответственность" всегда принимало весьма расплывчатое значение, если дело касалось его сестры.
Но они не могли терять ни минуты. На поиски собирался или уже отправился отряд во главе с Юдором. Гален не мог — и не хотел — рисковать, чтобы они нашли Эмму. Прекрасную, упрямую полу-Сирену.
